Вскоре молодой монах подплыл к небольшому острову, заросшему вековыми дубами. Красоты тот остров был удивительной. Ветер играл дубовой листвой. Она создавала чарующий рисунок и при этом еще и перекатывалась сей многоцветной зеленью, словно волнами.
Обойдя остров, он увидел в центре камень гигантского размера. Сей камень да еще с лестницей, достигавшей его вершины, был не иначе как языческим алтарем, на котором приносились жертвы.
И тогда Никита, сделав из небольшого деревца крест, а затем поднявшись на вершину, водрузил сей крест в расщелину, после чего начал молиться и именем Христа созывать к себе всех гадов и змей, которые в великом множестве собрались вокруг того жертвенного камня.
– Уже довольно пожили вы на месте сем, – говорит он, обращаясь к ним. – Ныне же именем Пресвятой Троицы – Отца и Сына и Святаго Духа – повелеваю вам уйти с сего острова…
И лишь сие было произнесено, как несметное количество гадов, до того внимавших словам незнакомца в монашеском облачении, направились к западной стороне острова, а затем, словно бесы, по повелению Христа вошедшие в свиное стадо, устремились к берегу озера и широким живым клином вошли в его воды…
А через несколько дней произошло следующее. Как гласит то поверие, воды озера, подобного священному евангельскому Тивериадскому морю, в ту летнюю ночь, подсвечиваемые выступившей из-за серебристых туч кроваво-красной луной, поначалу казались мертвыми.
Но вот на горизонте загрохотал гром, засверкали молнии, рассекая небесный свод и освещая темные воды своими всегда неожиданными всполохами, а растревоженный, вспыльчивый и горделивый ветер погнал вдобавок еще и высокую волну…
Однако же, несмотря на это тревожное волнение вод, все, что испокон веков на Руси считалось нежитью и нечистью, темной и неведомою силой, в этот вечер, как и много веков назад, вновь, подобно цепким ручейникам, устремилось по водам озера к жертвенному острову.
Языческий жрец Вологд, плывший на первой лодке, хорошо помнил из рассказов его отца и деда, как еще столетие назад здесь, на этом вот острове, впервые была пролита жертвенная человеческая кровь…
Дух злобы поднебесной – Молох – сам в ту лунную ночь возглавлял обряд посвящения избранных, которым предстояло вновь склонить-таки весы колеблющихся руссов в сторону поклонения языческим богам, а по сути – в свою сторону.
– А почему колеблющихся руссов? – спросил семинарист Леонид.
– Почему колеблющихся, спрашиваешь ты? А разве не так? Уж какой век подряд в желании открыть нам глаза и научить вере с самых разных концов света едут, едут на Русь-матушку миссионеры всех мастей и религиозных конфессий. А народ наш и уши развесил. Все пытает их, все сравнивает: в какой-такой религии им жить было бы комфортнее? Хотя доподлинно знает, что в потаенных хранилищах нашей генной памяти сохранено нечто такое, что помнится, хотя за давностью и смутно, но, как оказалось, засело накрепко… А помнится передаваемая из уст в уста молва о некоем Человеке-Боге по имени Христос, что ходил-де уже по этим землям, оставив на камнях след своей утонченной ступни… И такая, говорят, Любовь исходила от Него, что запала в сердца сильного и трудолюбивого народа, населяющего эти северные земли, на веки вечные.