Катя не спешила с ответом, и мне вдруг страшно захотелось посмотреть в ее глаза. Развернувшись, я увидела, как Катя разглядывает свои ладони.
– Я не знаю, – призналась она. – Знаю только, что Адиса заведующий отделением для тяжелых душевнобольных в Подолке.
Меня словно обдало ковшом ледяной воды. Так девочка сумасшедшая и те бормотания в предоперационной просто глюк ее больного сознания? Нет, я до сих пор не понимала, что девочка пыталась мне там сказать, но говорила она так убедительно, с таким мощным посылом, будто от этих слов зависела, по меньшей мере, ее жизнь. Теперь же, получив одну из возможных причин ее поведения, я была разочарована.
– Как ты его провела сюда? Ты же рискуешь. Это против правил. – Не сдержалась я.
Катя сникла:
– Мне просто его очень жаль. Он так переживал! Ну и Адиса сказал, что не уйдет, пока не увидит девочку.
– Возвращайся на пост, Кать. Я сама спрошу, не надо ли ему чего.
Она кивнула и поспешила к выходу из реанимационного блока. Мне даже показалось, что я услышала вздох облегчения, сорвавшийся с ее губ. Многие не любили находиться в этом крыле, слишком ощутимым был дух неизбежности смерти.
Я уже собиралась зайти в блок, но в последний момент застыла в нерешительности перед дверью. Что я ему скажу? Что спрошу? Уверена ли, что хочу знать ответы о ребенке, который почти умер у меня на руках?
Разрешив себе выиграть пару спасительных минут перед встречей с пугающей неизвестностью, я вернулась в ординаторскую. Превозмогая боль в ноге и слабость, что обняла тело подобно второй коже, я сделала кофе и вернулась в реанимацию. Знала, что своим поведением нарушаю все мыслимые и немыслимые правила нахождения в блоке интенсивной терапии. Но, во-первых, что-то внутри подсказывало мне – поступаю как нельзя правильно, а во-вторых, Брагин уехал домой, значит надавать подзатыльников в воспитательных целях некому.
Я поборола нервную дрожь и вошла в палату. Чашка грела замерзшие ладони, а горький аромат кофе быстро разлетелся по комнате. Адиса даже не пошевелился.
– Простите, – робко кашлянула я. – Не хотелось тревожить, но я вам кофе принесла. Вот.
Я указала на чашку и улыбнулась, когда мужчина обернулся. Сначала Адиса моргал. Я видела в его взгляде растерянность и отчужденность, а потом он нахмурился, и проявились искорки понимания.
– Спасибо, – неожиданно хрипло ответил он. – Но я не хочу.
– Так нельзя! – я сделала несколько шагов навстречу. – В таком состоянии вы девочке ничем помочь не сможете.
Адиса очень медленно закрыл глаза и покачал головой. Я уже видела такое поведение раньше. Нежелание соглашаться со случившимся. Я могла точно сказать, что сейчас в его голове роились тысячи мыслей, одна мрачнее другой. И каждая устроила жестокий марафон на выживание.