— Так-так, — сказал Кеттерле и принялся рассматривать медную подставку, из которой торчали бамбуковые рукоятки всевозможных совочков, лопаточек, грабель для ухода за домашними цветами.
— Ваш муж часто не бывает дома?
Инстинкт подсказал Эрике, что тут начинается главное.
— Не очень часто, — сказала она. — Иногда ему нужно на конгресс, иногда на заседание, чтобы встретиться со знаменитым хирургом. Примерно раз в квартал.
— А в Бремене он бывает регулярно?
— Нет. Сказать, что регулярно, нельзя. Он весьма боялся по поводу своего алиби. Если полиция узнает о завещании папа́, так ему казалось, всем нам необходимо алиби. И, естественно, у всех нас его нет, мы ведь были в собственной постели. Это же смешно, сказала я ему… Ни один человек и не должен находиться нигде, кроме собственной постели, и не только потому, что в этот момент кого-то убивали.
— Это проблема, которой занимаются полицейские всего мира со времен Хаммурапи, фрау Брабендер, — сказал Кеттерле. — Но если дело обстоит так, то эти постели, по крайней мере, должны быть очевидными, как божий день. В гостинице это выяснить намного легче, чем дома. Гараж, портье, телефонные разговоры, чистильщик обуви, официант, подавший утром в номер завтрак. Мы как раз проверяем его показания. Но пока они не подтвердятся, я не могу, к сожалению, его отпустить.
— А он рассказывал об этом? Я уж боялась… Я думала… все ведь возможно, вы понимаете?..
— Ах это, — пробормотал Кеттерле, — увы, бывает и такой вариант. Нам часто приходится сталкиваться с подобным. Конечно, вам это не доставило бы приятных минут.
Эрика встала и поправила складки на безупречно висящих гардинах. Потом бессильно опустила руки и выглянула в сад.
— Лучше уж что-нибудь в этом роде, чем вообще никакого алиби.
— А в принципе у вашего мужа есть склонность к супружеским изменам?
Она оглянулась.
— Еще когда мы только поженились, я заявила ему четко и ясно, что прочную интимную связь на стороне буду рассматривать как оскорбление и повод для развода. Но почему вы спрашиваете, если в данном случае все обстоит по-другому?
Кеттерле тоже встал.
— Прошу меня извинить, фрау Брабендер, — сказал он, — но это был личный интерес, я допускаю, что совершил бестактность. Скажите, а от кого, собственно, вы узнали об этом деле?
— От папа́, — сказала она. — Вы ведь были там, когда он звонил. Я сама подошла к телефону.
— А как воспринял известие ваш муж?
— Он был в ужасе и очень подавлен. Позже у меня даже создалось впечатление, будто он чего-то боится.
— Когда позже?
— Не сразу. Позже. Я не знаю, как это объяснить…