Тропа закончилась быстро. Начались кусты и буреломы, овраги да темные чащи. Света ныла, мать ругалась на дитятко, старик флегматично топал впереди. И только свет его мощного фонаря позволял не заблудиться.
До нужной поляны они шли, наверно, часа два. Замшелые, глубоко погрузившиеся в землю валуны в свете луны казались впавшими в спячку медведями.
– Я бою-ю-юсь! – захныкала девочка.
Мать отвесила ей подзатыльник.
– Тута, – провозгласил дед. – Ночь до рассвета пересидите. Захотят – помогут, выведут.
– Кто поможет, дедушка? – Женщина прижала к себе дочку.
Василий пожалел, что прослушал ее имя, а спрашивать сейчас было неудобно.
– Помогут, – ответил дед и выбрался из каменного круга.
Фонарь пару раз сверкнул за деревьями и исчез. Девочка тихо плакала.
«Зачем я пришел? Какая дикая, беспросветная серость! Точно неграмотный дикарь…»
Василий мерил шагами поляну, его мысли постепенно уносились к работе, неожиданному успеху Соловьева, достижениям Ноэля, двум девушкам-медиумам, помогавшим уничтожить пилигрима Орэфа…
Женщина положила на камень сумку, присела на нее, устроила на коленях дочку, скорее зашептала, чем запела колыбельную. Звуки ночного леса тоже поначалу шептали, а потом птица неподалеку защелкала, закричала, подавая сигнал.
Лес ожил, зазвенел, запел, завыл, зашелестел. Василий сбился с шага, остановился, запрокинул голову в небосвод. Меж ветвей горели прожекторы светил. Именно прожекторы, ибо даже за городом никогда таких крупных, точно спелые ягоды, звезд не увидишь. Еще луна – выщербленная, стареющая. «А ведь на многие здешние километры от силы с полсотни людей наберется», – осознал он и поежился.
Ему вдруг показалось, он слышит биение сердца Земли – гулкое, тихое. Звезды качнулись, потянули его к себе, закружили, потащили в глубины галактики…
Очнулся Василий лежащим ничком на палой листве, замерзшим до зубной чечетки. Рядом, привалившись к камню, недвижимо сидела женщина, и ученый потрясенно уставился на ее лицо – спокойное, умиротворенное. Выкрашенные в темно-бордовый цвет волосы с отросшими черными корнями растрепались, в них запутались листья и хвоя, но выглядела его спутница совсем иначе, чем вчера. Женщина смотрела на Мазурина, на сидевшую рядом на камне девочку и улыбалась.
– Получилось? – осипшим, простуженным голосом спросил он.
– Я буду жить, – вместо матери ответила дочь. Нет, не дочь, Стелла, пришелица с Земли-1. – Она, увы, тоже.
Мазурин поднялся с листьев, с трудом разогнул спину, первым делом выудил из недр кармана коммуникатор и выругался от избытка чувств. Он видел и понимал его устройство!