В местной школе работала молодая учительница. Была она строга, любимчиков не держала, но относилась ко всем справедливо, могла выслушать, помочь, если надо. Потому любили её и дети, и взрослые. Когда она забеременела, ей отбою не было от посетителей, интересовавшихся состоянием здоровья и носивших гостинцы.
Беременность протекала тяжело и, когда молодую женщину увезли в районный роддом, мать украдкой, чтоб никто не знал, попросила пацана:
— Сынок, ты бы сходил ТУДА.
Но некстати вмешался отец и вызвался в сопровождающие. Света в окне они не видели, музыки не слышали, вернулись домой. Но перед тем как лечь спать, пацан снова выглянул туда. Так, на всякий случай.
Окошко в заброшенном доме светилось.
Тайком от родителей пацан пробрался туда. Его удивила тишина. Он заглянул в окно.
Все были на месте, но не пели, а просто молча смотрели на лампу. Пацан на цыпочках отошёл от окна и помчался домой. Войти во двор тихо не получилось: гавкнул пёс, и родители выбежали на порог.
— Молчат, — ответил он на их немой вопрос.
Ребёнок учительницы родился мёртвым. И вообще, всё пошло не так, были внутренние разрывы. Операцию проводил хирург из области, спешно привезённый для этой цели председателем колхоза. Прошла она успешно, всё село вздохнуло с облегчением. Но пока что учительницу держали в районной больнице. Шушукались, что с психикой у неё чего-то не то стало.
В ту ночь пацан боялся идти к заброшенному дому, как никогда. Но свет горел в окошке, а потому выбирать не приходилось. Эти уроды пели хором:
— Светлана, Светлана, Светла-ана!
А на столе, около лампы, прозрачный младенчик подпрыгивал, хлопал в ладошки и не в такт мелодии выкрикивал:
— Мама, мама!
Прибежав домой, он заревел навзрыд. Из спальни выскочили перепуганные родители.
— Она умрёт! — кричал пацан, обливаясь слезами. — Они про неё поют!
Одеваясь на ходу, побежали в амбулаторию. Дежурная фельдшерица позвонила в районную больницу. Оттуда недовольно ответили, что состояние больной такой-то в норме, в чём звонившие смогут лично убедиться завтра утром.
Тогда все побежали к председателю колхоза, разбудили его, объяснили суть дела. Тот немедленно распорядился подавать «УАЗик» и вызывать мужа учительницы. Пока его привели, пока добудились шофёра, пока запустили строптивую председательскую машину… Одним словом, в больницу приехали только часам к шести утра, а учительница к тому времени уже находилась в морге.
Хоронили её всем селом. Пацана опять возили к знахарке, а проклятый дом председатель развалил.
Прошли годы. Пацан вырос, и теперь правильнее было бы называть его молодым человеком. Изменилась как вся страна, так и их село: закрылись школа и детский сад, снесли бюст Ленина у Дома Культуры, который тоже теперь стоял с наглухо заколоченными окнами и дверью.