— Да, это он.
— Это ты, Мэйсон?
— Да, сэр. — Мэйсон — это человек, готовивший распечатки прогнозов погоды и фотографировавшийся с незнакомцами, носящими мою одежду.
— Ты тоже, значит, в этом замешан? — спросил я.
— Замешан в чем?
— Не надо мне лапшу на уши вешать, ты, маленький змееныш.
— Да, это он. — Мэйсон выключил фонарь.
— Ну, мы так и знали, — сказал первый полицейский.
— О, конечно, — ответил я, — когда бы еще я получил свидание с вами за двадцать пять пенсов.
Как я мог оказаться таким идиотом. Ведь по этому телефону, если набираешь номер службы времени, слышишь тиканье часов старшего комиссара полиции.
— Давайте мы вас лучше домой отвезем, — сказал полицейский. — И спасибо вам, мистер Мэйсон.
Мэйсон позволил шоферу открыть ему дверцу «форда», как будто с ним так обращались с рождения. Этот маленький ублюдок, без сомнения, раззвонит обо всем, что здесь произошло. Весь Центр будет в курсе.
Они довезли меня до самого дома.
— В следующий раз, — сказал полицейский, — пользуйтесь служебным транспортом. После похода вы имеете на это право, как известно.
— Вы не могли бы послать кого-нибудь из своих парней подобрать мою машину — так, в перерывах между партиями в бридж.
— Я сообщу, что автомобиль похищен. Местные полицейские его подберут.
— Бьюсь об заклад, иногда вы жалеете, что приходится быть таким честным, — сказал я.
— Спокойной ночи, сэр.
Дождь по-прежнему шел. Я выбрался из машины. Они высадили меня не на той стороне улицы: разворот был здесь запрещен.
«Все время должно быть посвящено игре…»
Правила ведения военных игр. Центр стратегических исследований. Лондон.
Я вошел в квартиру как можно тише. Мэрджори всегда включала отопление в мое отсутствие, и сейчас стоячий воздух, тяжелый от запаха свежего дерева и краски, обдал меня как вчерашний перегар. Прошло достаточно много времени, прежде чем я привык к этой квартире.
— Это ты, дорогой?
— Да, любимая. — Я просмотрел почту, откладывая конверты нераспечатанными, оставил только открытку с лыжного курорта, журнал «Награды и кокарды» да подержанную книгу о битве под Москвой. На серебряном подносе — используемом для срочных сообщений — лежал обрывок медицинского рецепта, на котором было выведено: «Приходите, пожалуйста, в воскресенье в дом полковника Шлегеля. Он будет ждать Вас с десятичасовым поездом». Записка выполнена аккуратным почерком Мэрджори. Я поеду в понедельник, несмотря на то, что слово «воскресенье» трижды подчеркнуто красным карандашом, который Мэрджори использует, когда чертит схемы.
— Дорогой!
— Иду-у. — Я вошел в гостиную. В мое отсутствие она редко сюда заходила: обычно готовила себе что-нибудь на скорую руку, а потом изучала бумаги с результатами медицинских исследований, проведенных после окончания университета, грудой лежащие в «дипломате» и на прикроватном столике. Но сегодня к моему приезду все было прибрано: спички рядом с пепельницей, тапочки у камина. На столике в кувшине между экземплярами ее книги «Дом и огород» даже стоял большой букет всевозможных цветов, обрамленных папоротником.