«В этом мы похожи», – подумала я.
– Ваш муж поднимал на вас руку?
Я вспомнила тот момент, когда он схватил меня за руку, как я услышала хруст костей и заплакала.
– Нет, – ответила я. Я уже достаточно предала Томаса, не стоит говорить еще и об этом.
– А может поднять, как по-вашему?
Я смотрю на Дженну.
– Не знаю.
– Ему необходимо обследоваться у психиатра. Если мы имеем дело с биполярным расстройством, вашему мужу, вероятно, нужно полежать в стационаре, чтобы врачи стабилизировали его состояние.
Я с надеждой взирала на врача.
– Значит, его можно положить к вам?
– Нет, – ответил доктор Тибодо. – Уложить кого-то в больницу – это ущемление прав человека; мы не можем насильно госпитализировать его, если он не обижает вас.
– И что же мне делать? – спросила я.
Доктор посмотрел мне прямо в глаза.
– Вы должны убедить его прийти по собственной воле.
Он протянул мне визитную карточку и велел звонить, когда я почувствую, что Томас готов лечь в больницу. На обратном пути в Бун я размышляла над тем, что же сказать, чтобы убедить Томаса обратиться к врачу в Ливане. Можно было бы сказать, что Дженна заболела, но почему тогда мы не обратимся к педиатру? Если я скажу, что нашла донора или невролога, которого заинтересовал его эксперимент, то смогу только выманить Томаса из дома. Как только мы окажемся у стойки информатора психиатрического отделения, он поймет, что я затеяла.
Я пришла к выводу, что единственный способ заставить Томаса лечь в психиатрическое отделение – дать ему понять, откровенно и без прикрас, что так будет лучше для него. Что я до сих пор его люблю. Что мы вместе это преодолеем.
Полная решимости, я приехала в заповедник, остановилась у нашего домика, уложила спящую Дженну на диван и пошла закрыть дверь, которую оставила приоткрытой.
Когда Томас схватил меня сзади, я закричала.
– Ты напугал меня! – воскликнула я, поворачиваясь к мужу лицом и пытаясь определить его состояние.
– Я думал, ты бросила меня! Решил, что ты взяла Дженну и больше не вернешься.
Я взъерошила ему волосы.
– Нет, – пообещала я. – Никогда.
Томас обнял меня с отчаянием человека, который пытается спастись. Когда он меня целовал, я верила, что все будет в порядке. Верила, что мне больше никогда не придется обращаться к доктору Тибодо, что Томас скоро станет уравновешенным. Я убеждала себя, что могу в это поверить, – и совсем не важно, что мои надежды были безосновательными и маловероятными. А еще я не осознавала, что в этом мы с Томасом очень похожи.
Был один нюанс памяти, о котором не подумал Томас. Воспоминания – не видеозапись. Они субъективны. Это осмысление того, что произошло. И неважно, насколько воспоминания точны; важно только, насколько они значимы именно для вас. Учат ли чему-то, что вы обязаны знать.