— Сколько же вы здесь?
— Да через пару дней исполнится месяц, — спокойно сказал отец Борис.
— И все время вы сидели в этой яме.
Священник кивнул головой.
— Как привезли сюда после расправы на следующий день, с тех пор здесь и сижу. За это время тут человек двадцать побывало. Никто назад не возвратился.
— А вас они не трогали?
— Пока Бог миловал. Они за меня пятьсот тысяч долларов выкупа запросили. Позвонили в патриархию.
— И что, дают?
Отец Борис усмехнулся.
— Идут переговоры. То боевики туда позвонят, то оттуда позвонят сюда. Я знаю наших, они тянут время. Но деньги они не заплатят. Хотя собрать им такую сумму пару пустяков. Да только зачем, священников что ли у них мало?
— И что за целый месяц не было ни одного шанса убежать? — задал я самый важный на данный момент для себя вопрос.
— А как убежишь. Они ж из этой ямы не выпускают. А так сами видите, не вылезешь. Я обследовал стены, не за что зацепиться. Тут даже скалолаз не поднимется на верх, такие они гладкие.
Я почувствовал, как сжалось у меня сердце. С первой же секунды, как я попал сюда, я жил лишь надеждой на побег. И вот священник эту надежду, словно зерно, развеял по ветру.
— Что же делать? Сдохнуть тут, дать себя зарезать как жертвенный баран? — спросил я.
— Каждый в этой ситуации поступает как может.
— Как же поступаете вы?
— Я — молюсь.
— Молитесь? — Почему-то это вызвало во мне смесь удивления с раздражением.
— Я молюсь тому, Кто дает мне силы выдерживать все ниспосланные на меня испытания.
— А может быть, за то, что сидите в этом вонючем мешке, вы Его еще и благодарите сердечно? — кипя злостью, проговорил я.
— Благодарю, — спокойно подтвердил отец Борис. — С человеком все происходит соразмерно его грехам. Пока я сюда не попал, я даже не предполагал, что столь грешен. А здесь стал вспоминать все, что когда-то совершил, столько греховных поступков у себя открыл. То, что я здесь сижу, это их не искупает.
— А лейтенант, которого сейчас зверски пытают, он тоже, если соизмерять степени мучения, самый греховный на земле человек.
— Его жизни я не знаю, хотя чувствую его высокую благородную душу. Но человек страдает не только за свои грехи, но и за грехи ближних, за грехи всего рода людского. Одни больше, другие меньше, кому какой выпадет жребий. «Помните слово, которое Я сказал вам: если Меня гнали, будут гнать и вас».
— Почему же нам выпал самый плохой жребий, почему же нас гонят, отец Борис?
— Пути господни неисповедимы. Могу лишь сказать: здесь, в этой республике мы находимся на самом высоком гребне греха. А там, где много греха, там много и наказания за него. Вот мы и несем его. «Так что они своими глазами смотрят и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся, и прощены будут им грехи».