— Иветта, — обратился к ней мужчина, и она вздрогнула, ощутив пылающую волну, бороздящую вдоль основания шеи и до самых кончиков пальцев, а когда посмотрела в его голубые глаза, стиснула пальцы рук, чтобы заставить себя отвести от него поглощающий взгляд, но не могла. Тот притягивающий, как засасывающая бездна взор, павший на нее, был проникновеннее седых туманов над снежными перевалами, когда высокие пики горных вершин, омывались серебристо-карминовым светом восхода, забрезжившим на горизонте. И уловив в ее выражении внутреннее волнение, мужчина удовлетворенно улыбнулся, и глаза его потеплели, обдав чувственной волной.
— Как бы тебе не хотелось, рано или поздно, это должно быть сделано, если ты хочешь себе спокойной жизни, — произнес Анаиэль, присаживаясь на широкий ковер из меха белого писца и сцепив пальцы, оперся локтями на стеклянный столик, не сводя с девушки задумчивого взора. — Будет больно, но я обещаю, что боль исчезнет, развеется пылью из твоей памяти, как только я завершу рисунок на твоей спине и лопатках, и сделаю все, чтобы твои муки были недолгими, — он прикрыл свои глаза, и его подбородок и острые скулы овеяли языки седого дыма.
Прежде чем продолжить, он глубоко вздохнул, складывая руки на груди и смотря на нее сквозь полуопущенные веки:
— Ты должна понимать, что если кто-нибудь будет осматривать твое тело, не найдя ни одного священного символа, даже крохотного пигмента черных чернил и избранной руны, тебя могут признать как проклятую, — он медленно покачал головой, и на губах его заиграла томная улыбка. — И мой прислужник уже принял тебя, как за прокаженную и отмеченную бедствием и несчастием. Не подчиняйся он реликвиям, что связывают его сердце и могут убить за неподчинение, ты бы давно была мертва, ибо, по его мнению, одно твое присутствие оскверняет меня.
— Почему же Вы не боитесь ни скверны, ни черни, что падет на Ваш светлый стан, когда я дышу вместе с Вами одним воздухом? — настойчиво спросила Иветта, смотря на него своим выразительным и сильным взглядом, вложив в него всю свою стойкость, хотя сознание все еще будоражили видения его силы, его безмерной ауры, растекающейся, как глубокий океан, поглощающий твердыню земли и вершину неба. — Что Вам мешает выбросить меня в оголенные долины пустынь с надвигающимся штормом разгневанных душ и орды демонов, чтобы скормить им меня в качестве дарованной жертвы? Быть может, они отступят, набросившись всем призрачным войском на мое худощавое тело и пролив на червонный песок кровь?
Анаиэль не ответил, поглаживая подбородок тыльной стороной указательного пальца, и в его мягком, невыразительном лице появилось нечто темное, эфемерное, как те неясные черты туманных призраков, следующих за белоснежным кораблем.