Он честно не такой страшный, как я представлял. Всего несколько шрамов… ничего похожего на его руку.
С другой стороны мы не видели остальную часть того, что находится под тем плащом…
— Пожалуйста, — прошу я. — Я должен ее вернуть. Это моя вина, что ее схватили.
— Да? Я думал, что это было главным образом ее. — Он указывает на Ареллу, и она отводит взгляд, бормоча то же самое оправдание о том, что у нее не было никакого выбора.
Астон не покупается на это.
Он описывает круг пошире, чтобы обойти всех нас:
— Что вы мне дадите, чтобы я согласился помочь?
Я открываю рот, чтобы сказать ему «что угодно»… но вместо этого я произношу:
— Я не буду учить тебя Западному, если ты этого просишь.
— Даже чтобы спасти твою драгоценную любимую? — спрашивает он.
— Мои инстинкты не позволят мне.
— Печально известные Западные инстинкты снова ударяют. Конечно из-за них мы все умрем. И все же… Твои ветры могут быть очень утешительными. Они раньше посещали меня в Брезенгарде. Так или иначе они ускользали через трещины в стенах крепости. Конечно я не мог понять их. Но их песни были так красивы. — Его глаза выглядят стеклянными, когда он смотрит на звезды. — Твоя девушка однажды пела для меня, когда была здесь. Я никогда этого не забуду.
— Этот талант достался ей от отца, — шепчет Арелла.
— Осторожно, — говорит ей Астон. — Ты почти похожа на настоящую мать.
— Я — любящая мать, — рявкает Арелла.
— Хорошо, тогда это твой шанс доказать это… и это будет единовременным предложением, поэтому продумай. Я помогу вам. Я даже найду способ, как проникнуть в Брезенгард. Но только если ты согласишься отдать мне свою боль.
Я понятия не имею, что это означает, но судя по выражению лица Ареллы, она тоже… пока Астон не поднимает руки и не запутывает вокруг нее порыв.
Арелла кричит и падает на колени.
Я стараюсь помочь, но ветер сбивает меня обратно. То же самое происходит с Соланой.
Проходит несколько ужасных секунд. Потом ветер успокаивается, и Арелла падает.
Астон, между тем, улыбается настолько широко, что его лицо выглядит вытянувшимся.
— Я слышал истории о боли ее дара, но никогда не понимал, настолько она восхитительно насыщенна.
— Что ты с ней сделал? — спрашивает Солана.
— Я впитал ее агонию. Обычно я вынужден привлекать боль ветра, чтобы держать себя в руках. Но этой боли гораздо больше… гораздо больше освобождения. — Он встает над Ареллой, лунный свет отбрасывает странные пятна теней над ней. — Это мое предложение. Моя помощь в обмен на твою боль три раза в день.
— Так… по существу, ты хочешь подвергнуть ее пытке, — проясняю я.