«Эхо тишины» в какой-то степени книга избранных произведений. В нее, кроме лирики последних лет, включены и ранние, еще предвоенные стихотворения, написанные «в шестнадцать мальчишеских лет», и стихотворения из фронтового блокнота. Это хорошо. Во-первых, это часть биографии представителя того поколения молодых людей, которые в июньские дни 1941-го уходили на фронты Великой Отечественной. Их вернулось немного, они последнее время отмечают свои пятидесятилетние юбилеи, а головы их давно побелели… Во-вторых, ранние стихи позволяют яснее понять творческое развитие поэта.
Первые стихотворения, мне кажется, написаны под влиянием еврейских народных песен, а также предвоенной песенной поэзии. Позже на творчестве Исаака Борисова сказалось сильное и благотворное влияние традиций русской классики и прежде всего — тютчевских традиций.
Непреходящую роль в жизни поэта сыграла война. Приближение ее он чувствовал мальчишеским сердцем — когда писал песню о «платочке аленьком», в котором ему виделось «полымя знамени», поднимающее на бой даже убитых.
Приметы войны, однако, в стихотворениях весьма общи. Поэт и в начале войны понимал, что пока «подлинной песни не найдено», но жестокие будни 1941 года уже врывались в строки.
Не по приметным звездам небосвода —
Свой путь искали мы руками по земле,
Колени в кровь разбив о пни в кромешной мгле,
Так бьются льдины в пору ледохода.
Ни мужество, ни воля не иссякли.
Вам камни и трава расскажут — верьте им!
Мы путь назад найдем по памяткам своим —
В залог мы оставляли крови капли.
Жестокие будни войны заставили увидеть, как «мать вышла со мною проститься, мгновенно состарясь», услышать, как «весь мир полон утренним многоязычьем — серьезностью пчел, легкомыслием птичьим…»; услышать в себе заветное желание «встать со жнецами», «ладонью почувствовать тяжесть колосьев…».
Истинно человеческое оставалось и на войне человеческим. Испытания лишь укрепляли его.
Есть у Борисова стихотворение «Мой друг», мужественно рассказывающее о солдате, который —
Когда в поля зеленой ржи
Звала команда нас,
Когда врезаться телом в грунт
Повелевал приказ, —
Мой друг сплетения корней,
Разметанных огнем,
Своим дыханьем согревал
И влажных щек теплом.
Когда валились спать в росу
На травах и цветах,
Когда в ногах лежала смерть.
А битва — в головах, —
Мой друг никак не мог уснуть,
Все думая: о чем
Здесь ветер с ветром говорит,
Былинка с колоском?
И там, где места — в аккурат
Убитому лежать,
Он мог всю ширь и даль земли
К груди своей прижать.
Сердечное чувствование всего живого, вдумчивая жажда жизни вызвали у поэта в окопах великой войны образ тишины, проходящей теперь через всю его поэзию. Той тишины, в которой можно ощутить самого себя, в которой встает перед глазами прошлое — а оно тебе так необходимо! Тишины, в которой постигаешь природу и любовь; тишины, в которой мучительно думаешь об ответственности каторжного и благословенного дела творчества, о родной и любимой земле своей.