Блондин потащил яростно упиравшегося Максима с дороги в лес Следом пошел Ласковый, играя ножом и то и дело оглядываясь на Юрьева.
«Сейчас же бежать отсюда, позвать кого-нибудь… Но ведь они убьют, зарежут парня. О, Боже, и никого нет поблизости», — лихорадочно думал Юрьев, метаясь из стороны в сторону на обочине дороги. «Милиция! Помогите!» — хотелось кричать ему…
— Что, доходяга, бежать вздумал? Товарища, значит, бросаешь? — навстречу Юрьеву с другой стороны леса вышел ухмыляющийся Чика. — Удивляешься, дядя, откуда я? Оттуда, откуда и ты. Что ж ты сбег, а должок мне не отдал? Я же тебе говорил, что не могу без калориев, чахну. Ну, скажи, козел, тебе ведь меня жалко? Ты ведь расстроишься, если я заболею или похудею? — И он тоненько, со свистом засмеялся, идя на Юрьева с ножом в опущеной руке. — Ну, ты меня удивил, фраер! Это ж надо, менту чуть голову не оторвал и — в окно! Молодец!
И вдруг Юрьев перестал бояться. В лесу убивали Максима, здесь, через мгновение, должны были убить его… но страх куда-то исчез, улетучился вместе с привязанностью к жизни и животным инстинктом самосохранения.
Неужели именно этот гадкий, извивающийся, как дурак на нитке, упырь, запросто сосущий человеческую кровь, должен это сделать? Неужели он. Юрьев, только и достоин такой постыдной и унизительной смерти от руки недочеловека?
Но почему, собственно говоря, смерть?! Разве он не доказал себе, что может постоять за себя, разве его руки забыли ту работу, которой его учили в спортивном зале когда-то, двадцать лет назад?
Юрьев вытащил из-за пояса пистолет. — Брось, фраер, он же у тебя не заряжен! — сказал, хохотнув, Чика, но все же остановился в двух шагах от Юрьева.
— А почему ты, недоделанный человечек, думаешь, что я хочу стрелять? очень спокойно сказал Юрьев и тут же изо всех сил швырнул «Макарова» в голову Чике, только открывшему рот от изумления, вложив при этом в бросок все свое отчаяние и ненависть.
Металл, угодивший Чике в лицо, бросил урку навзничь — затылком в песок и прошлогоднюю хвою.
Подняв «Макарова» и с омерзением вырвав из руки бездыханного Чики нож, Юрьев, полный решимости и даже радости сейчас же умереть, с хрустом ломая ветки и сучья, побежал в лес — туда, куда увели подростка.
— Это ты, Чика? — крикнул невидимый за деревьями Ласковый, — А того что ж оставил? Мы и без тебя справимся…
— Без меня не справитесь! — крикнул Юрьев, выскочив на поляну, посреди которой на коленях стоял Максим. Здоровяк держал его за волосы и горло. Максим, закрыв глаза, плакал.
Что-то горячее и терпкое подкатило к горлу Юрьева. Он вдруг увидел в этом совсем по-детски плачущем юноше, униженном и раздавленном, своего сына, и в глазах у него потемнело.