Трижды я обязана ей своей жизнью. В первый раз — когда она спаслась сама. На городской площади теперь стоит отлитая из бетона копия расщепленного столба — опоры циркового шатра. Она напоминает о несчастном случае, благодаря которому наш городишко попал на первые страницы бостонской и нью-йоркской бульварной прессы. Именно из таких старых газет, ставших теперь историческими хрониками, я и почерпнула эти сведения — а вовсе не от моей матери, акробатки Анны из «Летающих Авалонов», не от ее свояков и, уж во всяком случае, не от ее партнера по номеру и первого мужа Гарольда Авалона. В какой-то статейке я прочла: «Хотя день был облачным, ни состояние атмосферы, ни температура не содержали и намека на приближение смертоносной молнии, ударившей внезапно и неотвратимо».
Раньше я жила на Западе, где приближение грозы видно за много миль, а в здешних краях действительно бывает неуютно. Ветер, рожденный столкновением холодного и горячего воздуха, в мгновение ока вырывается из-за какого-нибудь холма и без всякого предупреждения обрушивается на город. Это, по моему убеждению, и произошло в тот июньский день. Люди, вероятно, наслаждались приятной свежестью воздуха, радовались, что жаркие солнечные лучи не бьют в полосатый тент, растянутый над зеленой ареной. Они покупали билеты и в предвкушении зрелища проходили внутрь. Усаживались. Ели сладкую воздушную кукурузу и жареный арахис. До грозы хватило времени на три номера. Белые арабские скакуны Али-Хазара вальсировали на задних ногах. Таинственный Берни втискивался в раскрашенный жестяной ящик из-под печенья. Владычица Туманов исчезала и вновь появлялась в самых неожиданных местах. Тем временем снаружи, незамеченными, собирались тучи, а инспектор манежа щелкал бичом, выкрикивал имена артистов и простирал руку к куполу, под которым появлялись Летающие Авалоны.
Им — двум сверкающим птицам — нравилось стремительно и грациозно падать на манеж из ниоткуда, а оказавшись внизу и отбросив оперенные шлемы и накидки с пышным воротом, посылать публике воздушные поцелуи. Они смеялись и откровенно флиртовали, под барабанный бой возвращаясь на трапециях к куполу. Завершающей номер виньеткой был настоящий поцелуй, исполняемый прямо в полете, — очи словно на миг замирали в воздухе, проносясь друг мимо друга. На земле, между поклонами, Гарри Авалон подскакивал к зрителям в первых рядах и показывал им след маминой помады в уголке рта. О, это была романтическая пара — особенно при исполнении номера с завязанными глазами.
И вот в тот день, пока нарастало ожидание зрителей, пока Авалоны повязывали сверкающие полоски материи друг другу на глаза и складывали в притворных поцелуях губы — которым, как было написано в одной душераздирающей статье, «уж не суждено было встретиться», — за много миль от цирка ветер набирал силу, закручивался в конус и выл. Грохот, рожденный электрическими разрядами, был приглушен внезапной барабанной дробью. Одна деталь, не упомянутая прессой, а возможно, вообще неизвестная: Анна была беременна на седьмом месяце, что оставалось почти незаметным — так сильны были ее брюшные мышцы. Ну можно ли было работать на большой высоте, когда любое падение так опасно? Тому есть объяснение — я вывожу его из наблюдений за ее ходьбой вслепую: моя мать чувствует себя уютно в экстремальных обстоятельствах. Теперь она живет в постоянной тьме — а прежде, до этой бури, ее домом был воздух, домом привычным и безопасным.