Пригоршня прозы: Современный американский рассказ (Биссон, Басс) - страница 67

— Славная женщина, — сказал он, — хотя на мой вкус слишком много пены. Скучновата, знаешь ли. Слишком много «ах, верно», «ах, точно».

Среди деревьев Джип пел что-то вроде тирольской песни, почему-то в нос — он часто изображал клоуна и был этим славен на вечеринках, — и сейчас моя половина, та часть, которая чувствовала усталость и слабость в коленях, хотела бродить с ним, калеча мелодии «Роллинг стоунз».

— Я предлагаю вот что, — заговорил отец. — Драку, сведение старых счетов.

Он опять думал о Ширли? Или о том — этакая глупость, — что означала она сама и ее смерть? Я не знал. Я просто вспомнил времена, когда он входил в мою комнату или налетал на меня на заднем дворе — не с новыми воспоминаниями, как я теперь понимаю, а с иллюстрациями того, насколько незначительна наша жизнь. Того, как нас сводит и разводит удача, добрая или дурная. Того, что учитель наш — хаос. Того, как непрочна и ненадежна жизнь. Как мы зажаты и раздвоены внутренне.

— Я нападаю? — спросил я.

— А потом я, — сказал он. — Давай попытаемся сделать это с честью, Картер, правда?

Сейчас что-то определялось, решалось, как на войне или в игре.

— Нас ничто не заставляет это делать, — сказал я.

— О да, но мы это сделаем.

Я мог бы сказать, что обследовал себя на этот счет: вступаю я в такую игру, иду на нее или нет, но ничего такого не было. Я только посмотрел на свои руки, и мне было приятно, что они такие мягкие. Я не был бойцом. Не был агрессивен. Не был зол. Уверен, что ничего подобного со мной не было.

— Я тебя больше не ненавижу, — сказал я.

— Конечно же, нет, — сказал он.

У него были кривоватые ноги, голова седая, как у Санта-Клауса, и он был слишком тощ для настоящей драки.

— Мы потом выпьем, — предложил он. — Немного цивилизованной болтовни.

Неплохая идея, подумал я и сказал это, до странности гордясь собой. Спросил:

— Ты снова уйдешь?

И с облегчением услышал, как он сказал, что да, увы, у него есть приглашения, свидания, дальние края, где надо побывать.

— Начнем, когда ты будешь готов, — объявил он.

Я положил на землю клюшку для гольфа, странным образом ощутив, какая она дорогая. Цвет неба был первозданным и невероятным, как на почтовой открытке. Я слышал пение птиц и шум машин на дороге, но не знал, для чего все это. Да, подумал я. Да. Положился на себя, на все разрывы, и развалины, и прорехи, из которых я состоял. И когда Джип Фриман, насвистывая, побрел из рощи, я сжал кулаки и бросился вперед.