Ночь печали (Шервуд) - страница 41

— А что вы везли? — спросил Кортес у Агильяра, так как не мог понять, что можно вывозить с Ямайки.

По слухам, Ямайка была холмистым, покрытым лесом островом, где золотом и не пахло.

— Рабов-индейцев. Мы перевозили их на Кубу. Они были скованы вместе и все погибли. Четырех белых взяли в плен майя. Эти два года я был рабом у касика, но глядите, глядите, что у меня есть. — Он вытащил из своей потрепанной хлопковой сумки Псалтырь в кожаном переплете с золотым тиснением. — Вот оно, мое спасение!

— А три других испанца?

— Один стал военачальником у майя. Он покрыл себя татуировками и проколол свое тело, теперь он носит кольца в губах и носу, его жена — майя, и дети тоже.

— Поразительно! — удивился Пуэртокарреро. — Как белый человек может отказаться от благ цивилизации?

— А двое других? — уточнил Кортес.

— Их принесли в жертву.

— Что ж, им не повезло, — поспешно сказал Кортес. Он не хотел, чтобы его офицеры (а главное, солдаты) думали о ритуале жертвоприношения. — Вам нужно нормально поесть. Una comida[16], и побольше. К счастью, с нами священник, отец Ольмедо, который может вас исповедовать. А еще есть францисканский монах, брат Франсиско.

— Ах, bueno[17], и как только мы вернемся в Испанию, я отправлюсь в паломничество в честь Сантьяго де Компостела, того самого, что выиграл решающую битву с маврами у Гранады.

Агильяр перекрестился, но, хотя он и сохранил свою веру, в паломничество идти не собирался. Теперь, когда его спасли, ему хотелось только одного — поспать в хорошей кровати, спать, спать, спать.

— Но мы не возвращаемся на Кубу или в Испанию. — Повернувшись, Кортес взглянул в его водянистые голубые глаза. — У нас здесь, в этой стране дикарей, очень важная задача, mi amigo[18]. Скажите мне, сеньор Агильяр, вы говорите на языке индейцев?

Агильяр трусливо оглянулся. Задача?

— Я говорю на наречии чонталь — это язык большинства племен на юге, но языком империи — науатлем — я не владею.

— Империи?

— Знаете ли, дон Эрнан Кортес, мой Псалтырь — это не новая отпечатанная копия. Это манускрипт. Мне нужно знать время моего освобождения, чтобы я мог помолиться должным образом. У вас есть часы?

— Нуньес, который час?

Нуньес вытащил маленькие настольные часы из рюкзака.

— Десять часов, господин.

— О господи, что это? — опешил Агильяр. — Похоже на дело рук дьявола.

— Успокойтесь, Агильяр. Это не дело рук дьявола и не чудо. Это часы, сделанные человеком. Настольные часы. В большинстве городов Европы такие часы висят на главной башне и называются башенными часами, а наши — их маленькая копия. Нуньес со своими часами, так сказать, у нас на должности городского глашатая. Ходят слухи о том, что сейчас уже изготавливают часы на цепочке, похожие на маятник, а также наручные часы, которые можно носить как браслет. Пришло новое время, время чудес. Но к делу, Агильяр. Что вы знаете о золоте?