Набирая под азартно-тревожным взглядом Дуста номер Геннадия Петровича, Гарик был почти уверен, что помощи от высокоморального отставника не будет. Сейчас, возвращаясь в город и прокручивая в памяти отцовские слова, он не сомневался: Угаров сдержит неозвученное слово.
Перед глазами всплывала больничная палата, забросанная алыми полотенцами. Гарик почему-то проверил карманы, нащупав РГД и нож. Он прижал горячий висок к прохладе окна и сжал кулаки. Ладони ощутили влагу.
В лихорадочном ознобе он доехал до дома и выскреб себя из автобуса. На лавочке у подъезда сидел дорвавшийся до никотина Дуст. Он усиленно смолил какую-то отраву и поминутно сплёвывал под ноги. При виде бескровного лица Дуст встревожился и защебетал:
– Бес, ты чего? Нормально всё?
Он выглянул из дыма и протянул руку. Гарик небрежно хлопнул ладонью по Дустовой клешне и молча прикурил, покусывая фильтр.
– Ну? Это… Встретился с ментом-то?
Больная голова осторожно кивнула и втянула в себя полсигареты.
– Ну и что? – вкрадчиво допытывался Дуст.
– Выпить бы, а? – оживился Гарик и уставился простудными глазами в изумившееся лицо.
– Да я всегда, – растерялся Дуст.
– Пошли на площадь – тепло.
В косухе и с температурой, посреди июня, Гарик бодро хлопнул Дуста по плечу и они двинули в сторону центральной площади Градска.
Та часть городской молодёжи, что не причисляла себя к неформальному или какому-нибудь иному культурному сообществу, как правило, носила кепки-уточки на бритых головах, питалась семечками и категорически не поддерживала идеи главенства интеллекта над физиологией. Таких молодых людей в Градске было большинство. Те из них, кто получал официальную зарплату, работали на заводах, окружавших город плотным химико-промышленным, вечно дымящимся кольцом. Они понимали и уважали только силу и потому предпочитали заводскую работу вялым офисным должностям. Хотя, уровень IQ тоже играл в этом положении не последнюю роль. Средний же неформал редко поднимал что-то тяжелее гитары, книги или бутылки пива, и, как следствие, представлял собой хилый интеллектуальный инь от крепкого тупоумного яна.
С нескольких сторон к Градску тянулись дороги, по которым служебный транспорт доставлял на работу и обратно заводских тружеников. Рабочий пролетариат уезжал в направлении промышленного кольца в девять утра и возвращался в город к семи вечера. Конечная остановка заводского транспорта находилась на центральной площади, которая со дня основания Градска именовалась площадью Труда. Каждый вечер, в начале восьмого, она наводнялась лысыми работягами в кепках и с бутылками кислого – самого дешёвого – пива в мозолистых руках со сбитыми костяшками.