– А где взяла? Сказала?
Дуст помотал головой.
– Костян глаза по пять копеек выкатил, бабки сгрёб и к следаку втопил. Только пятки засверкали.
– И ничего его не насторожило?
– Насторожило.
– И чего?
Дуст пожал плечами:
– Да ничего. Он же не работал нигде, цены баблу особо и не знал. А тут сестра же. Типа, так и надо. А может, и хотел спросить, да…
– Да покой свой поберёг, – процедил Гарик, и в глазах у него зарябила омерзительность.
Он мотнул головой, налил по второй и замер со стаканом в руке. Дуст принял молчание за приглашение и чокнулся:
– Ну да, наверное. Давай!
Они выпили, Гарик занюхал сигаретой и, будто утверждаясь, спросил:
– А прядь розовая у Кати тогда в волосах была, не помнишь?
Дуст кивнул:
– Она её со школы красит, давно уже. Мне, это… всегда нравилось. – Он растянулся. – Кисточкой такой.
Гарик прошипел какое-то ругательство и потянулся к бутылке.
«Бля-а-а» – пропел вдруг фальцетом Дуст, и Гарик последовал за его взглядом. Рядом с площадью, на остановке, стоял длинный, гармошкой, автобус, и из него один за другим выходили на площадь, щерясь в сторону фонтана и гулко гундя, несколько десятков заводских пролетариев. Почти на всех были кепки и полосатые штаны различных брендов – от «Adagas» до «Abibos». Гарик оглянулся по сторонам: кроме них двоих на площади не было ни души. Металл его косухи сверкал на солнце так, что зажмурился бы и Рэй Чарльз; «анархии» на бандане Дуста, казалось, сияли не меньше.
– Пиздец нам, – просипел Дуст и взял бутылку, приготовившись сделать из неё розочку.
Оба поднялись и смотрели прямо в надвигающиеся сизолицые фигуры, которые, громко улюлюкая и крякая, вразвалочку приближались к «ниферам». Дуст прошипел:
– Бабочка с собой, Бес? Щас нас так пиздить будут… Лишь бы, блядь, не в последний раз.
Гарик источал какое-то злобное спокойствие:
– На твою же бабочку тебя тут и насадят. Будешь энтомолог наоборот. Стой, не дёргайся.
Дуст выпучил на него глаза и не поверил ушам:
– Бес, ты врубаешься?..
– Заткнись.
Спокойствие в голосе Гарика создавало впечатление лёгкого помешательства, и паника рябью забродила на щеках Дуста. Когда толпа подошла почти вплотную, на его лице вздулась каждая вена. Гарик же и без того выглядел больным. Он спокойно смотрел в наглые глаза самого рослого, кажущегося вожаком стаи, и спокойно курил. Выглядело это так, будто ему решительно плевать, жить или умереть. Толпа окружила. Рослый, довольно осклабившись, развязно подгрёб к неформалам и, очевидно, решив не тратить время на банальные «ессигареты», кисло дыхнул в лицо Гарику, прогнусавив: