– Сюда никто никогда не приезжает.
Летчики тоже услышали. Они мгновенно замолчали. Фоули вытащил из-за пояса нож.
Снаружи заблеяли козы. Тень метнулась за окном.
Изабель не успела выкрикнуть «берегись», как дверь с грохотом распахнулась и в комнату ворвался свет с улицы, а вместе с ним – несколько эсэсовцев.
– Руки за голову!
Изабель получила удар прикладом по затылку. Охнув, качнулась вперед.
Ноги не слушались, она упала, стукнувшись головой о каменный пол.
Последнее, что она услышала, прежде чем потеряла сознание, – «все арестованы».
Изабель очнулась. Она была привязана к деревянному стулу за запястья и лодыжки. Врезавшиеся глубоко в плоть веревки затянуты так, что не шевельнуться. Пальцы онемели. Под потолком висела одинокая лампочка. Пахло мочой и плесенью, по стенам сочилась вода.
В темноте, куда не попадал свет от лампы, вспыхнула спичка. Она услышала шорох, почувствовала запах серы и попыталась поднять голову. Движение вызвало такую боль, что она невольно застонала.
– Gut, – сказал кто-то. – Ей больно.
Гестапо.
Он выступил из темноты, подвинул стул и сел лицом к ней.
– Будет больно, – равнодушно сказал он. – Или нет. Выбирать тебе.
– Тогда давайте без боли.
Он ударил ее. Сильно. Рот залило кровью. Отвратительный металлический вкус. С подбородка закапало.
Два дня, подумала она. Всего два дня.
Ей нужно продержаться сорок восемь часов, не назвав ни одного имени. За это время отец, и Гаэтон, и Анри и Дидье, и Поль, и Анук успеют скрыться. Они скоро узнают, что ее арестовали, если уже не узнали. Эдуардо передаст новости и спрячется. Такой у них был план.
– Имя? – спросил он, доставая из нагрудного кармана блокнот и карандаш.
Она чувствовала, как кровь капает с подбородка на колени.
– Жюльет Жервэ. Вы же знаете. У вас есть мои документы.
– У нас есть документы на имя Жюльет Жервэ, это правда.
– Тогда зачем спрашивать?
– Кто ты на самом деле?
– Жюльет Жервэ.
– Место рождения? – лениво спросил он, разглядывая свои ухоженные ногти.
– Ницца.
– Что делала в Уррюнь?
– Я была в Уррюнь? – переспросила она.
Он выпрямился и с интересом посмотрел на нее:
– Возраст?
– Двадцать два или около того. Как-то не до дней рожденья теперь.
– Выглядишь моложе.
– Зато чувствую себя старше.
Он медленно поднялся:
– Ты работаешь на Соловья. Мне нужно его имя. Кто он?
Итак, они не знают, кто она.
– Я в птицах не разбираюсь.
Удар пришел словно из ниоткуда, неожиданный и оглушающий. Голова мотнулась в сторону, с треском врезавшись в спинку стула.
– Расскажи мне о Соловье.
– Я же сказала…
В этот раз он ударил ее по лицу железной линейкой, распоров щеку. Она почувствовала, как кровь заливает лицо. Он улыбнулся и повторил: