– Вианна, – мягко начал он, растягивая ее имя – словно не хотел его отпускать.
И снова воспоминание. О том времени, давно забытом, когда он еще был самим собой. В последние годы она старалась о нем не думать, прятала эти воспоминания даже от самой себя. Теперь они рвались наружу, и ей было немного страшно. Он так часто делал ей больно.
– Папа.
Он проковылял к дивану, подушки устало просели под его весом.
– Я был ужасным отцом.
Это прозвучало так неожиданно – и так верно, – что Вианна не нашлась что ответить.
Он вздохнул:
– Исправлять уже поздно.
Она подсела к нему.
– Никогда не поздно попробовать, – осторожно начала она. А правда ли это? Сможет ли она его простить?
Да. Ответ пришел так же неожиданно, как и он сам.
– Столько нужно сказать, а времени совсем нет.
– Останься. Я о тебе позабочусь…
– Изабель арестовали за пособничество врагу. Она в тюрьме в Жиро.
Вианна замерла, накрытая страшным ощущением вины. Что она сказала сестре в их последнюю встречу? Не смей возвращаться.
– Что мы можем сделать?
– Мы? Хороший вопрос, но неверный. Ты ничего не должна делать. Оставайся в Карриво, не попадай в неприятности. Береги мою внучку. Жди мужа.
Вианна едва сдержалась, чтобы не рассказать ему обо всем. Я не та, что прежде, папа. Я спасаю и прячу еврейских детей. Она так хотела, чтобы он посмотрел на нее с уважением, хотела, чтобы он ею гордился.
Скажи ему.
Нельзя. Он такой старый – старый, сломленный и какой-то потерянный. Тень прежнего человека. Не надо ему знать, что Вианна тоже рискует жизнью, не надо беспокоиться еще и о ней. Пусть думает, что она в безопасности, насколько это вообще возможно. Пускай считает ее трусихой.
– Изабель понадобится дом, когда все кончится. Скажешь ей, что она все правильно делала. Она будет терзаться, что поступила неверно. Будет помнить, что оставила тебя с этим немцем, что из-за нее ты оказалась в опасности, и будет мучиться.
Вианна услышала в его словах признание. Он говорил о себе – как мог. Говорил, что сомневался в своем решении уйти на Великую войну, что мучился от того, что война сделала с его семьей. Он понимал, как изменился, знал, что боль отдалила его от жены и детей, а не сблизила их. И теперь жалел, что оттолкнул их от себя, оставив дочерей с мадам Дюма.
Как, должно быть, ему тяжело с этим жить. Впервые Вианна взглянула на свое детство глазами взрослого, с высоты опыта, после всего, что ей пришлось пережить. Война сломала отца, это она всегда знала. Мама все время твердила об этом, но только сейчас Вианна по-настоящему поняла, что та имела в виду.