Тень пробежала по лицу Христофа.
— К сожалению, и это запрещено, — ответил он, вежливо кланяясь.
— Агнес!.. — громко позвал Мённикхузен, потеряв всякое терпение. — Ты слышишь меня, Агнес?..
Из шатра ему ответил звонкий крик и вслед за ним послышался как бы шум борьбы. Кровь застыла в жилах Мённикхузена. Но прежде чем он, охваченный новым порывом гнева, успел поднять руку с мечом, занавес шатра отлетел в сторону. Агнес, в разорванном платье, пробежав мимо угрюмого Христофа, с радостным криком упала на грудь отца.
Старый рыцарь был растроган до глубины души. Он судорожно вздохнул и прослезился. Он долго не находил иных слов, кроме восклицаний: «Мое дорогое дитя! Мое дорогое дитя!..» Обняв обеими руками голову дочери, он то целовал ей лицо и волосы, то немного отстранял ее от себя, смотрел на нее и не мог насмотреться, и опять целовал. «Мое дорогое дитя! Мое дорогое дитя!..»
Когда Мённикхузен несколько успокоился, юнкер Ханс решил, что настал его черед.
— А я все время говорил, что вырву тебя из пасти льва, моя дорогая Агнес!.. — воскликнул он с воодушевлением и протянул руки, ожидая, что вновь обретенная невеста бросится к нему в объятия.
Но Агнес отшатнулась от него и сказала с нескрываемым презрением:
— Вы? Вы меня вырвали из пасти льва?
— Да, я, — глазом не моргнув, подтвердил Рисбитер. — Ведь это мне захотелось поближе осмотреть шатер, и когда стражник выставил копье, я сразу же обрушился на подлеца… Все присутствующие благородные люди этому свидетели, Удивительное чутье или, вернее, голос сердца подсказали мне эту счастливую мысль. Не случайно меня повлекло к шатру Иво Шенкенберга…
Агнес резко повернулась спиной к счастливцу, обладавшему столь удивительным чутьем, и сказала отцу:
— Уйдем скорее отсюда, мне страшно оставаться здесь.
— Тебе страшно, даже если я тут? — поразился Мённикхузен. — Чего же ты натерпелась за это время, моя дорогая Агнес, что даже в моем присутствии боишься. От каких чудовищ зависела твоя жизнь!.. Но не бойся ничего, дитя, рыцарь Мённикхузен сумеет защитить свою дочь, — тут он наконец заметил, что рука у девушки на перевязи. — А почему у тебя рука перевязана? Ты действительно была ранена, бедная моя Агнес? Этот человек не солгал?
— Да, я была ранена несильно, но сейчас я уже совсем здорова. Ох, отец, мне так много пришлось вынести… но не этой боли, — Агнес кивнула на перевязь, и голос ее задрожал. — А другой… С тех пор, как я видела тебя в последний раз, столько всего произошло!.. Но здесь не место говорить об этом.
— Бедное дитя, бедное дитя! Я искал тебя в ту страшную ночь по всем углам, но ты как в воду канула. Только когда пропала последняя надежда найти тебя, я бежал с горящей мызы.