Тут и Рисбитер посчитал необходимым напомнить о себе.
— А я, пробиваясь к твоей комнате, дорогая невеста, уложил на месте дюжину русских, но комната оказалась пуста, — он, наверное, ждал похвалы.
Но ему даже не ответили.
— Можешь ли ты уже сидеть на лошади, Агнес? — спросил Мённикхузен, отводя дочь подальше от шатра.
— Конечно, могу, но я пешком охотно пошла бы за тобой, — радостно ответила Агнес, дыша полной грудью, вдыхая наконец сладкий воздух свободы. — Поверь мне, отец, я стала очень выносливой за это время, я прошла длинный путь.
— Фрейлейн фон Мённикхузен, баронессе, не подобает ходить пешком, — заметил старый рыцарь с заботливостью и любовью.
— А тем более невесте фон Рисбитера, — торопливо прибавил юнкер Ханс, который так и вился вокруг, тщась поймать взгляд Агнес.
Юнкер подвел невесте лошадь и с учтивым поклоном подставил руку, чтобы Агнес могла опереться и подняться в седло. Агнес минуту колебалась, но ее сердечная доброта взяла все же верх над неприязнью к Рисбитеру. Предупредительность юнкера ее тронула. Она подала ему руку, которую тот почтительно поднес к своим губам.
— Еще одну минуту!.. — произнесла Агнес и обратилась к Христофу Шенкенбергу, который безмолвно наблюдал за происходящим. — Я в последний раз прошу вас, Христоф, сказать мне правду! Куда девался мой бедный спутник? Вам я больше верю, чем вашему брату.
— Мне нечего прибавить к словам брата, — холодно ответил Христоф.
— Заклинаю вас, скажите правду! Вы не понимаете, как это важно для меня.
Христоф молча пожал плечами.
— Значит, мне здесь больше нечего делать, — печально вздохнула Агнес и позволила юнкеру Хансу помочь ей сесть на коня.
Ханс же взял лошадь одного из своих слуг.
Всадники медленно выехали из лагеря. Никто не осмелился их задержать.
Христоф с озабоченным видом смотрел им вслед.
— Почему ты допустил это? — прошипела старуха, подойдя к нему.
— А как я должен был поступить? Я и так сделал все, что мог. Изворачивался, как угорь. Ты же сама слышала.
— Что теперь скажет Иво?
— Пусть говорит что угодно, — ответил Христоф, сердито махнув рукой. — Не мог же я силой противиться таллинским бургомистрам. Они же потом меня в Таллин не пустят…
По дороге Агнес рассказала отцу о той страшной ночи, о том, как русские ломились к ней в дверь, о своем спасителе, о бегстве.
Пока они разговаривали, юнкер Ханс ехал чуть позади, но ухо держал востро — ловил каждое слово.
Услышав имя Габриэля, Рисбитер вскричал, прерывая Агнес:
— Это тот самый тип, которому я в лесу задал взбучку?
— Тот самый, который вам в лесу задал взбучку, — холодно поправила Агнес.