Последняя реликвия (Борнхёэ) - страница 85

На первую страницу

— Это всякий ребенок знает. В Таллине собралось много голодных крестьян, оставшихся без крова. Городские власти не захотели их даром кормить, выдали им оружие, поставили над ними начальником Иво Шенкенберга и послали воевать с русскими… Сейчас отряд Шенкенберга прославился не только на всю Ливонию, но и на весь мир. И русские боятся нашего Иво больше, чем самого дьявола. Недавно мы разграбили и сожгли половину Вирумаа и Ярвамаа; те, что были там, у русских, добром нас не вспомнят.

Гавриил взглянул на Андрее с укором:

— Значит, вы, эстонцы, сражались против эстонцев?

— Кто во время войны об этом думает? У тебя у самого, эстонца, не эстонское ли золотишко в кошельке?.. Мы брали всюду, где могли, и по эту сторону границы, на берегу Ягала, накопилась такая груда добычи, что не хватило лошадей для обоза. Начальник и послал нас вчера поискать в округе. Мы вот нашли десятка полтора и сейчас едем с ними обратно в лагерь. А тут вы…

— Хорошо, тогда возьмите нас с собой и помогите нести мою раненую спутницу. Нужно соорудить для нее носилки.

Андрее с сомнением почесал в затылке и произнес, по-крестьянски растягивая слова:

— Это легко сказать — возьмите с собой… Но кто ответит за убитого немца? У Иво Шенкенберга нрав крутой и вспыльчивый.

— Я хорошо знаю, какой у него нрав, — заметил Гавриил, оглядывая росшие поблизости березки; из них он собирался смастерить носилки для Агнес. — И не волнуйся, я сам отвечу за все. Немец этот — глупый немец. И понес заслуженное наказание. Иво мой названый брат, этим все сказано. Ни ты, ни твои люди не пострадаете от его вспыльчивого нрава. Уверен, что знает Иво также и спутницу мою. И я буду сильно удивлен, если он встретит ее без больших почестей.

Андрее, правда, недоверчиво покачал головой, но горсть золота, а также серьезность и смелость Гавриила произвели на него такое впечатление, что он больше не противоречил. При помощи его людей Гавриил сделал из березовых стволов и веток носилки и положил на них Агнес, которая уже очнулась. Девушка, видя Гавриила подле себя, спокойно доверилась окружающим. Затем Гавриил попросил спутников, чтобы те по очереди помогли нести раненую; остальные вскочили на лошадей, и процессия двинулась к крестьянскому лагерю Шенкенберга.

IX. Названые братья

агерь Изо Шенкенберга находился на западном берегу реки Ягала, как раз в том месте, где сходятся дороги, идущие из Вирумаа и Ярвамаа, — ныне это Нарвское и Пийбеское шоссе. Общий вид лагеря мог поразить путника своей пестротой. Среди палаток самого различного вида и цвета, а также среди шалашей и просто навесов сновало множество людей, обликом своим более походивших на разбойников, чем на настоящих воинов. У некоторых сохранилась еще прежняя одежда эстонских крестьян, другие были одеты в шведскую и русскую военную форму, третьи — в некое тряпье, отнятое у людей разных национальностей и сословий. На иных красовались рыцарские стеганки, а также старинные ливонские и русские доспехи, весьма жалкого, правда, вида — поцарапанные и помятые. За несколько последних месяцев это «стадо голодных мужиков», ранее бывшее тяжелой обузой для таллинских немцев, образовало сильный военный отряд, который под умелым водительством немца Иво Шенкенберга и кормил сам себя, и, что было много важнее, совершал настоящие чудеса: он разбил отдельные группы русских, вторгся далеко в глубь Вирумаа, разгромил там и сжег бесчисленное количество мыз и деревень. Кучи всякого добра, стада скота и огромное количество пленных свидетельствовали о том, что и на этот раз крестьянские ополченцы не с пустыми руками вернулись из похода на своих же сородичей, находившихся под властью русских. Воинам Шенкенберга никто и не думал ставить грабеж в упрек (тем более, что они делились добычей с властями Таллина): они были не лучше и не хуже других военных отрядов, ибо в те времена всякое войско должно было само кормиться от войны; победы доставляли войску богатство и прочие блага жизни; обязанность воина сводилась к тому, чтобы нанести наибольший ущерб противнику. Иногда этот наибольший ущерб терпели свои же соплеменники, какие оказались под властью неприятеля; их разоряли свои же; но на это в шестнадцатом веке еще меньше обращали внимания, чем в наше время.

Следующая страница