Да, товарищи–граждане, что ни говорите, а старушка Судьба такая затейница, так с человеками играет, что просто диву даёшься. Может подбросить к вершинам, а может и притвориться грозным атаманом, что 'за борт его бросает в набежавшую волну'. Впрочем, это, конечно, редкие эксцессы. А в массе своей человеческий рой дрейфует по воле рока, не слишком выбиваясь из 'стройных рядов'. Как некогда пелось в одной из шутейно–притчевых песенок моего родного мира: 'положим, жил ты дворником. Родишься вновь прорабом, а после из прорабов до министра дорастёшь'…
Мне пока что до министра — как до Марса, но определённый прогресс в общественном положении просматривается. Хотя что считать прогрессом — вопрос неоднозначный. Перед тем, как очутиться в этом ненормальном времени, жил я себе, как теперь понимаю, припеваючи, посещал лекции, периодически их прогуливая, в свободное время ездил на покопушки в степь, ища 'артефакты' солдатского быта Второй Мировой и останки бойцов, попутно на практике изучая забытую историю войны. Может, это и не совсем нормальное увлечение с точки зрения 'поколения жесть', а как по мне — всяко лучше, чем тупо 'резаться' в компьютерные игрушки или сосать пиво на дворовой лавочке. В конце–то концов, интерес к той войне — семейная традиция: батя мой сам родился и вырос в послевоенном Сталинграде, где в те годы ещё тут и там гнилыми великанскими зубами щерились полуразрушенные обстрелами строения. После трёх лет 'срочки' пошёл в военное училище, заработал тридцать один годок 'выслуги', язву желудка и какой–то экзотический подвид афганской лихорадки. Старшего сына Сашку, моего, значится, сводного брательника, тоже 'наладил' по тому же пути, но дослужить Родине у братки не получилось: пришёл всеобщий карачун в исполнении господ Горби, ЕБН & company, и гвардии капитану Белову пришлось обустраивать жизнь на 'гражданке'. Устроился, куда деваться. А поскольку дружно — не грузно, а врозь — хоть брось, вернулся Саня в наш Сталинград. Ну, и пристрастился он ездить по местам боевой славы, а как я подрос — так и меня с собой таскал. Причём мотивируя исключительно заботой о младшем братишке: 'Этот балбес всё равно во всякие истории попадает, а при мне хоть под приглядом будет, да и полезным делом займётся'. Так что копарь я, что называется, 'олдовый': с четырнадцати лет с прибором и лопатой подружился…
