— Если вы лишь тень, — ответила Елизавета, — упаси меня Бог от того, кто её отбрасывает!
Её забавляло видеть, как косится Роберт на этого француза; впрочем, не только Роберт, но и ещё полдюжины молодых мужчин, которые пользовались её расположением. Было до чрезвычайности приятно заставить их всех ревновать и наблюдать, как они пытаются состязаться с Симьером, расточая ей комплименты и знаки внимания. Этим вечером Елизавета отлично выглядела, и это было ей известно; также она знала, что танцует лучше своих фрейлин, среди которых многим едва исполнилось двадцать лет.
Она красилась, душилась и переодевалась по нескольку раз на дню; головные боли мучили её реже, чем когда бы то ни было, и она чувствовала себя энергичной как никогда; зрелище того, как за её внимание соревнуется столько мужчин, действовало на неё возбуждающе. Елизавету раздражали рассказы о том, как прекрасна её кузина Мария, в которую влюбляются все, кто её видит; даже отвратительная история о том, как её изнасиловал Босуэлл, с течением времени превратилась в легенду о романтической страсти. Из-за Марии Стюарт погибло столько мужчин, что её стали считать какой-то чародейкой, хотя на самом деле она была просто дурой, которая портила всё, к чему прикасалась. Из-за Елизаветы не умер ни один мужчина, кроме лорд-адмирала, но это было давно, и эту историю почти успели забыть. Мария Стюарт пережила трёх мужей и родила сына, и теперь, когда тело Елизаветы начало увядать, она вдруг обнаружила, что думает о своём одиночестве с непонятной обидой. Её уговаривали выйти замуж почти двадцать лет, но после того, как в начале её царствования Роберт потерпел на этом поприще неудачу, она не чувствовала даже слабого желания последовать этим назойливым советам до тех пор, пока не появился Жан де Симьер. Порой здравый рассудок возвращался к ней; тогда она сама посмеивалась над своей новой причудой и напоминала себе, что всё это сватовство — чисто политический манёвр, который должен завершиться ничем; это была борьба с инстинктом, который требовал удовлетворения, пока ещё не поздно. Скоро она уже не сможет рожать детей, скоро она будет не в состоянии предложить себя даже юноше вроде Алансона, чья мать готова женить его на ком угодно. Елизавета не боялась старости, потому что она всегда чувствовала себя молодой; ей никогда не требовались ни муж, ни дети — они понадобились ей лишь сейчас, когда ещё немного — и возможность иметь их ускользнёт от неё навсегда. Она была готова примириться с этим, но появился Симьер; если раньше её сватали призракам, то теперь её добивался решительный самец. Симьер был настолько же силён, насколько слаб был Роберт; он на собственном страшном опыте знал, что такое любовь и страсть; он отравил свою жену за измену, в то время как Роберт убил Эми из честолюбивых побуждений. И Симьер, и Лестер были охотниками, но когда Симьер заявлял, что приехал заманить львицу в западню, это было Елизавете больше по вкусу, чем слова Роберта, который сравнивал её с мифологическими богинями, а сам тайком бегал от неё в спальню графини Эссекс.