Если бы Симьер появился в Англии двадцать лет назад, если бы он был женихом, а не сватом, вся её жизнь могла бы пойти по-другому. В его глазах она видела, что можно быть женщиной и при этом сохранить корону, и впервые мысль о замужестве не вызывала у неё презрения или безразличия.
И вот теперь, когда эта мысль стала вызывать у неё неподдельное воодушевление, все те, кто спорили с ней и умоляли выйти замуж, искали способ отговорить её от этого. Её подданные роптали; они не доверяли французам и боялись, что в случае брака королевы с Алансоном в Англии вновь начнётся католическая реставрация; члены государственного совета, запинаясь, что-то бормотали о слабости её здоровья и о том, как опасно рожать детей в её возрасте. Многие годы они надоедали ей напоминаниями о необходимости вступить в брак; а теперь, когда она, казалось бы, была готова уступить их желаниям, они искали любые доводы, чтобы отговорить её от этого шага, не считаясь с тем, что этим они могут её унизить и разгневать. Автору памфлета, содержавшего осуждение брака королевы, по её личному приказу отрубили правую руку. Она выместила свою ярость и уязвлённую гордость на посмевшем оскорбить её простолюдине, потому что ничего не могла возразить раздражавшим её дворянам. Она слишком стара, её здоровье слишком хрупко, и никто уже не желал всерьёз рассматривать вопрос о её замужестве именно сейчас, когда она сама впервые решила подумать о нём. И никто не возражал на заседаниях совета и в неофициальной обстановке против её замужества более страстно, чем граф Лестер...
— Её величество — самая искусная танцовщица в Европе, — заметил Симьер.
— Несомненно, — откликнулся Роберт. — Но для танцев ей нужен кавалер под стать. Как я слышал, у вашего господина герцога ноги коротковаты.
Симьер сверкнул глазами, но его губы сложились в улыбку.
— Для того, кто одарён столькими достоинствами, рост не имеет значения, милорд. И, независимо от телосложения, никто из людей не сможет сравниться с королевой — вы согласны?
— Никто из французов — это точно, — отрезал Лестер. Он держал руку на усыпанной драгоценными камнями перевязи своей шпаги, чтобы удержаться от искушения ударить собеседника. Он был так разъярён, что его бросало в дрожь; к его гневу примешивались ревность и страх, образуя поистине адскую смесь. Лестер долго не принимал сватовство всерьёз; никто из тех, кто знал Елизавету, не предполагал, что оно даст какие-то осязаемые результаты, пока при дворе не появился этот авантюрист с бесстыжими глазами. Должно быть, он её околдовал; всегда такая расчётливая и хладнокровная, всегда бравшая у своих поклонников всё и не дававшая им взамен почти ничего, Елизавета прихорашивалась, красилась и хихикала, как легкомысленная девчонка, у которой завёлся тайный роман. За этот успех Лестер был готов его убить. Он уже подумывал, что Симьера, возможно, действительно придётся убить, пока он не выманил у королевы согласие на брак ещё до того, как она увидит своего жениха. Если она выйдет за Алансона, он лишится своей власти; при законном муже он будет ни к чему. Лестер бросил на Елизавету быстрый взгляд и увидел в её глазах враждебность.