Наша команда уменьшилась на двух человек. Где искать Лёньку я примерно представлял, а вот куда делся Пантелей, не знал никто. По всему выходило -- бежал проводник, пока мы с бандитами нянчились. Бог ему судья. Не тот повод, чтоб печалиться.
Отпущенные на волю разбойники провожали со слезами на небритых щеках. Наверно жаль было расставаться. Атаман пыхтел особо зло и выразительно. Чтоб прощание не затянулось, мы предусмотрительно конфисковали огнестрельное оружие, а в купе с ним и колющие с режущим. Лихое мужичье, сутуля распухшие от порки спины, двинулось в глубь леса.
-- Флаг в руки, ветер в спину и паровоз навстречу! -- Благословил я их напоследок.
Не успели мы проехать и сотни метров, пришлось остановиться. Как есть сотворилось чудо -- явился ангел небесный в плоти и крови. Для воплощения, скажу прямо, небесное создание выбрало не самые подходящие телеса. Могло бы и поприличнее облик сыскать.
Граф, или то эфирное высшее существо, что в него вселилось, был облачен поверх перемазанного землей мундира в белое давно нестиранное рубище. В левой руке, высоко над головой, он сжимал крест, сляпанный из березовых сучьев, а правой отчаянно крестился, бормоча под нос молитву. Завидев нас, Лёнька простер ладони к небу, безумно закатил глаза и принялся вещать:
-- Покайтесь люди! Отриньте мирское! Утешьте душу молитвой, наполните любовью сердца ваши и Отец небесный простит. Опомнитесь, пока не поздно! Судный день близиться, конец света грядет! Покайтесь как я, усмирите гордыню, простите ближних своих, как Господь и я прощаем вас...
Весь отряд, включая лошадей, прошиб столбняк. Евсей от удивления вывихнул челюсть, у Подельника волосы дыбом встали, Васька с Ванькой под пролетку нырнули. Один Кондрат Силыч, еле сдерживая усмешку, был полон спокойствия. Пытаясь унять дрожь, я схватил его за руку:
--- Дембель, он чего?! Ты что с ним сделал? Он же того... умом тронулся!
-- Ничего, -- тряхнул бородой старик. -- К вечеру отойдет, зато на всю жизнь памятка в голове останется. А с мозгами, Пахан, у него порядок, нечему там трогаться, одна извилина и та во время родов получена.
Кореша перекрестили лбы и только после этого погрузили Лёньку в пролетку. Господин граф не сопротивлялся, лишь громко и настойчиво требовал от всех покаяния. Стращал муками ада, концом света и гиеной огненной, в которой все и сгинут, кроме него конечно. Глянуть со стороны -- и прям херувим, без нимба, правда. Чего ж Кондрат Силыч сотворил такого, что бедный граф в одночасье перещеголял дьяка Ивашку по части знаний библейских заветов? Я был готов лопнуть от любопытства, но Дембель молчал, а Лёньку заклинило на одной фразе: "Господи, спаси и сохрани!" Под этот аккомпанемент двинули дальше.