Вскоре произошло два приятных события. Первое -- утомившись от молитв, господин граф изволил забыться в тревожном сне, жаль не летаргическом. Второе -- колеса пролеток запылили по еле приметной, поросшей травой дороге. Где-то впереди цивилизация. Кони перешли с шага на рысь, но как не старались, заночевать пришлось в лесу. Ужин заменила лекция о вкусной и здоровой пище.
-- Завтра будет лучше, чем послезавтра, -- успокоил Евсей корешей и принялся распределять ночное дежурство.
Пустые желудки с завидной настойчивостью напоминали о себе. Я приказал готовиться ко сну. В царстве Морфея голод теряет власть над человеком. Это в темнице хорошо поститься, когда нары под боком, а после дня блужданий по лесу невольно о хлебе насущном задумаешься. Только начали обустраиваться: натащили сосновых лап, расстелили поверху дерюги -- ожил преподобный агнец Леопольд. Чего заразе не спалось, посытнее нашего ведь был, нет же, изволило их гадское степенство в чувство придти.
Продрав глазки и узрев знакомые лица, граф кульком свалился с пролетки и принялся целовать землю. Лобызал твердь земную с таким стараньем, как редкий любовник возлюбленную -- взасос, испачкав слюнями несколько квадратных метров. Наверно эротических снов насмотрелся, вот плоть и возобладала над разумом.
Так это или нет -- судить не берусь. Удовлетворив потребности, граф-извращенец поднялся с колен и бросился ко мне. Я шарахнулся в сторону, кто его знает, вдруг Лёнька еще не до конца снял сексуальное напряжение... Пронесло!.. В хорошем смысле слова.
-- Пахан! Паханчик! -- Разнесся над лесом Лёнькин вопль. -- Я ведь того...
-- Вижу, -- отступил я еще дальше.
-- С того света убег, от самого дьявола. Надо покаяться, иначе геенна огненная...
Пол ведра родниковой воды остудили графа, пожароопасную ситуацию удалось ликвидировать. Но праведная просветленная натура ни как не могла смириться с тем, что наши души погрязли во тьме. Лёнька вытер мокрую голову подолом грязного рубища. Уселся на траву, перекрестился и поведал о свете в конце тоннеля.
Восставший из ада или проповедь светлейшего графа Леопольда де Билла.
Помню ясно, как божий день -- наступила ночь. Не так, что бы совсем, но глаза закроешь -- темень. Гляжу -- луна падает. Хотел пригнуться, да не успел. Как даст мне в голову! Из глаз искры в горле тошнота, а земля по швам треснула. И пропасть адова разверзлась, а из нее демоны, схватили за ноги и тянут, а мордой тормозить не удобно, утащили сволочи.
Очнулся -- сыра земля кругом. Куда не ткнись, света белого не видно. А в углу ворочается кто-то, руку протянул -- рога, вторую -- копыта и голос заупокойный: "Гваздец, -- говорит, -- тебе Леонид, сгребай вещички, пошли на сковородке жариться". А мне ж с геморроем нельзя. Я ж не помер еще, за что такие страдания? А этот, в углу, мысли читает: "Ага, -- шепчет, -- живой ты падла, но недолго осталось. Сейчас масло сливочное черти принесут и приступим. Ты как любишь, чтоб подрумяниться или до хрустящей корочки?"