– Я против был, но девочка моя очень просила, и не устоял я. Когда Оливия умерла, мы… Мы захоронили ее на нашей земле, как она и хотела, а Саре с документами помогли. Сделали так, что по бумажкам проклятым она вместо Оливии живой осталась. А местным сказали, что девочка наша в город уехала, замуж вышла. Только несколько человек правду и знали, да только сказать теперь ничего не смогут, сгинули. Сами.
Кэсси встала и, достав из шкафа тряпичный кулек, протянула его мне.
– Вот только и осталось от Сары. Она ночью бежала, а это обронила впопыхах, да не заметила.
Я перевела стеклянный взгляд на тряпки и развернула их. Внутри лежала заткнутая пробкой колба, на дне которой еще бултыхалась тягучая синяя жидкость.
Я отказывалась верить в услышанное.
* * *
Поодаль от дома стоял огромный каштан, ствол которого невозможно было обхватить, а вокруг него, под длинными ветвями, спиралью росла сирень, создавая нечто вроде лабиринта.
– Оливия любила тут играть, – промокнув глаза платком, произнесла Кэсси. – Теперь она всегда здесь.
Я представила это место летом. Да, мне бы тоже понравилось, если бы не знала о жуткой тайне.
– Сколько лет ей было?
– Пятнадцать.
– А Саре?
– Они были погодками. Позвольте просьбу, – взмолилась Кэс. – Умоляю, не тревожьте ее покой.
И в мыслях не было. Я посмотрела на сгорбленного Тодеуса, держащегося чуть дальше от нас. Тот словно почувствовал взгляд. Еще никогда мне не приходилось видеть столько боли и неизбежности в глазах.
– Я отвечу за все, – прохрипел старик. – Только жену не трогайте.
Некоторое время я молчала, пока пожилая пара, замерев, ожидала моего вердикта. А что изменится, обвини я их в подлоге бумаг и сокрытии гибели их дочери? Абсолютно ничего. Они и так устали постоянно врать в глаза соседям, говоря о том, что Оливия счастлива и любима, улыбаться на расспросы о внуках, когда сердце обливается кровью.
– Сара связывалась с вами?
– Нет, – резче, чем следовало, отозвался Тодеус.
Ясно. Получила что хотела и свалила по-тихому. Не удивлюсь, если она прихватила что-нибудь с собой на память.
– У вас случайно не осталось ее фотографии? Писем? Может, она говорила что-то о своем прошлом или планах?
– Нет, ничего, – качнула головой Кэсси, а потом неуверенно продолжила: – Правда, рисунок остался. От Оливии.
– Я могу взглянуть на него? – боясь спугнуть удачу, спросила я.
– Конечно.
Держа в руках пожелтевшую бумагу с обтрепанными уголками, я вглядывалась в изображение. Рисунок? Э, нет, это был настоящий портрет, с прорисованными деталями. Талантливая рука художника не упустила ничего. Даже темные глаза загнанного зверя были как настоящие. Тонкие губы, круглое лицо. Ничего особенного. Обычная серая мышка, мимо пройдешь и не заметишь. И это была не Оливия Легран, которую я знала.