– Мы решили, что ты вернешься сюда, – добавил Сигзил. – На это плато. Поэтому не могли не встретить тебя, несмотря на все ворчание ее светлости Давар. В любом случае долго рассказывать – происходит множество событий. Думаю, ты вроде как окажешься в самом их центре.
Каладин глубоко вздохнул, но кивнул. Чего еще можно было ожидать? Он больше не станет прятаться. Решение принято.
«Что я скажу им насчет Моаша?» – спросил он себя, пока члены Четвертого моста собирались в зале вокруг него, болтая о том, что необходимо зарядить сферы в фонарях.
Несколько человек оказались ранены в битве, включая Бисига, который держал правую руку в кармане плаща. Из-под обшлага рукава выглядывала серая кожа. В борьбе с Убийцей в Белом он потерял кисть. Каладин отвел Тефта в сторонку.
– Кого еще мы потеряли? Я видел Марта и Педина.
– Род, – проворчал Тефт. – Убит паршенди.
Каладин прикрыл глаза и выдохнул сквозь зубы. Род, кузен Лоупена, общительный хердазианин, который плохо говорил на алети. Каладин едва его знал, но парень все равно был членом Четвертого моста. Каладин нес за него ответственность.
– Ты не сможешь защитить нас всех, сынок, – проговорил Тефт. – У тебя не получится оградить людей от боли, не получится уберечь их от смерти.
Каладин открыл глаза, но не стал спорить с этими утверждениями. По крайней мере, не вслух.
– Кэл, – Тефт заговорил еще тише. – В самом конце, прямо перед твоим появлением... Шторма, сынок, клянусь, я видел, как некоторые парни засветились. Слабо, но это был штормсвет.
– Что?
– Я послушал записи видений светлорда Далинара, – продолжил Тефт. – Думаю, тебе следует сделать то же самое. По моим догадкам ордены Сияющих рыцарей состояли не только из самих рыцарей.
Каладин оглянулся на членов Четвертого моста и обнаружил, что улыбается. Он запрятал поглубже боль от потерь, хотя бы на время.
– Интересно, – тихо произнес он, – что произойдет с социальной структурой алети, когда целая толпа бывших рабов начнет расхаживать со светящейся кожей.
– Не говоря уж о твоих глазах, – хмыкнул Тефт.
– Глазах? – переспросил Каладин.
– Разве ты не видел? Хотя, о чем это я. На равнинах нет зеркал. Твои глаза, сынок. Они светло-голубые, как прозрачная вода. Светлее, чем у любого короля.
Каладин отвернулся. Он надеялся, что его глаза не изменят цвет, и тот факт, что это все же произошло, заставлял его испытывать неудобство. Было о чем беспокоиться. Он не хотел верить, что у светлоглазых на самом деле имелись основания притеснять темноглазых.
«Нет никаких оснований», – подумал он, заряжая драгоценные камни в фонарях, как указал ему Сигзил.