с геологическими слоистыми отложениями, также представляющими собой застывшую историю. Конфликт, разыгравшийся на определенном году жизни, всегда оставляет след. Этот след обнаруживается в затвердении характера. Оно срабатывает автоматически и трудно поддается устранению. Больной не ощущает это как нечто инородное, а часто воспринимает как окостенение или потерю живости. Каждый такой слой структуры характера есть часть истории жизни, сохранивший актуальность и действенность в иной форме.
Практика показала, что благодаря внутреннему ослаблению этой структуры старый конфликт вновь более или менее легко оживляется. Если застывшие слои конфликта были особенно многочисленны и автоматизированны, если они образовывали компактное целое, которое было трудно пробить, то оно ощущалось как «панцирь», окружавший живой организм. Он мог лежать «на поверхности» или «глубоко», быть «губчато-мягким» или «твердым, как доска». В любом случае его функцией была защита от неприятного. Из-за этою организм утрачивал способность ощущать удовольствие. Тяжелые переживания конфликта образовывали скрытое содержание «заключения в панцирь»[27].
Вопрос о том, как возникает «заскорузлость и окостенелость», является важнейшим; эту «заскорузлость» и «окостенелость» симптомов (обнаруживаемую не только как «окостенение характера», ведущее к стандартизации реакций, но и непосредственно телесно, в виде «жесткости мышц»), следует не «интерпретировать» (как это делает традиционный фрейдовский психоналаиз), а размыкать и сдвигать; сдвиг этот возможен лишь в непосредственном разворачивании сексуальности, в освобождении «оргастической потенции», отличной от эрективной и эякулятивной, - эти положения Райха сохраняют всю свою значимость. Однако, как справедливо утверждал Альтюссер, «всякая наука стара в момент своего появления». Отягченность биологическо-виталистской идеологией приводит к тому, что «оргастическая потенция» сводится Райхом к «способности без какого-либо торможения предаться потоку биологической энергии, способности к разрядке застоявшегося сексуального возбуждения с помощью непроизвольной телесной конвульсии, вызывающей наслаждение»[28]: конвульсия оказывается лишь «средством», подчиненным диктату имманентного невозможного в виде «энергии» и «удовольствия» (возвращающему те самые категории «психологического» и «переживаний», от которых Райх призывает избавиться). Подлинно материалистическо-диалектическая экономика оргазма должна устранить это подчинение жестового вторичному по отношению к нему «энергетическому». Только таким образом будет возможно также и осуществление той интенции, которую сам Райх пытался осуществить в последние годы своей деятельности: вынесение проблематики «окостенения» и оргастического освобождения за пределы «только человеческого», придание ей общеонтологического масштаба. Затвердевание относится не только к «душевной жизни», оно является свойством самой реальности, в замораживающий панцирь облекаются созвездия и облака, а его сексуализированное размыкание прерывает засухи и является актом галактической войны за адекватность: во всем этом Райх был также абсолютно прав, однако примат идеологии «энергии» придавал попыткам этого выхода за пределы человеческого фантазматически-воображаемый и «шарлатанский» характер - чем и воспользовались блокировавшие их силы американского суда.