— Готово. Взяли, — приказал Павел Иванович.
Покрывала же он, однако, не срывал — надо же было и о зрелище выигрышном позаботиться.
И взяли. И поднатужились. Оторвали от земли. Вынесли за порог сарая.
— Не тяжело ли? — спросил Вовчик. — Может, помощь возьмем?
— Тяжело, конечно, штукенция вон какая. Но обойдемся без помощи, я так думаю.
Ну и жара, черт побери совсем, в такую жару в тени бы лежать и, прохлаждаясь, кисель холодный посасывать, нет мечты лучше. Однако что сделаешь, если момент самый главный пришел вот в такую жару. Уж здесь от Павла Ивановича мало что зависит, прямо скажем. Хорошо хоть настал этот момент.
Тут Павел Иванович в тоске подумал — а стоило ли вообще это дело затевать, пять лет гробить, лишать себя жизни, и так это оставшейся на самом донышке. Ведь все силы вбил в эту штуку, пять лет вколотил, да крови сколько — мешок, можно сказать, крови, — а спал бы себе взахлеб да деньги не изводил на бесцельное занятие — штука ли деньги и время — штука не штука, а уже их не воротишь. Да унизься перед нужным человечком, чтоб раздобыл нужные инструменты и материал, дерево то есть, да чтоб материал этот был стоящим и мог бы терпеть долгие времена заданную ему Павлом Ивановичем работу — такая уж судьба выпала этому материалу, долго, очень долго терпеть. Так стоило ли дело затевать, кашу заваривать, так ли уж плохо спокойно дышать и смотреть, как дотлевает твой закат? Для чего же маются люди, отчего неймется им, ну нет спору, если уж по работе постоянной судьба такая вышла, это уж смириться следует — работа и есть работа. Ну, а так-то оглядеться: отчего это неймется человеку, тот, глядишь, мотор на лодке такой мастерит, чтоб был всех других моторов сильнее, ну ладно сказать, если б он бензина жрал поменьше, тут дело ясное — экономия, но ведь жрет-то за милую душу, а придет лодка к Михаилу на десять минут раньше любой другой — весь и выигрыш, так стоит ли жизнь на это угрохивать?
Или же вот человек кисточкой по тряпке чирикает, и никто-то на его картинки смотреть даже не хочет, так и что ты, дружище, изгиляешься над собой, на солнце так напечешься, что однажды просто-напросто кондратушка хватит. А толку-то? Нет никакого толку.
Или же еще один чудак часы деревянные варганить станет, а что толку в них другому человеку? Да ты дай ему хоть половину денег, что на часы потратил, так он же счастлив станет. А вот часы твои — дело туманное — еще как примет. Глядишь, и в комнате для них места не сыщет, темной ли ночью в сарай их снесет, чтоб глаза не мозолили. А это пять лет заколочено, да каких лет, почти без сна, по пятнадцать часов работы. Ну для чего человек заботы лишние наваливает, отдыхать когда он будет, жить, как говорится, когда станет? Бой в Крыму, все в дыму, ничего не видно. Вот неймется человеку, а толку — чуть.