Профессор, нагнувшись, поцеловал ее в губы, усмехнулся опять.
За ужином, выпучив белую кольчугу крахмальной рубашки и крепко двигая лоснистыми скулами, он рассказывал о своем недолгом путешествии. Был сдержанно весел. Крутые шелковые отвороты его жакета, бульдожья челюсть, лысая громадная голова с железными жилками на висках - всё это возбуждало в жене его чудесную жалость: так жаль ей было всегда, что он, изучающий все пылинки жизни, не хочет войти к ней в мир, где текут стихи Деламара и проносятся нежнейшие астралы.
- Что, постукивали без меня твои призраки? - спросил он, угадав ее мысли.
Ей захотелось рассказать ему о сновидении, о письме, - но было как-то совестно...
- А знаешь, - продолжал он, осыпая сахаром розовый ревень, - ты и твои друзья играют с огнем. Действительно страшные бывают вещи. Мне один венский доктор на днях рассказывал о невероятных перевоплощеньях. Женщина одна, гадалка такая, кликуша, - умерла - от разрыва сердца, что ли? - и когда доктор раздел ее, - это было в мадьярской лачуге, при свечах - то тело этой женщины поразило его: оно было все подернуто красноватым блеском, мягкое и склизкое на ощупь. И приглядевшись, он понял, что это тело, полное и тугое, сплошь состоит как бы из тонких круговых поясков кожи, - словно оно было все перевязано - ровно, крепко - незримыми нитками, - или вот есть такая реклама шин французских - человек, состоящий из шин... Только у нее шины эти были совсем тонкие и бледно-красные. И пока доктор смотрел, тело мертвой стало медленно распутываться, как огромный клубок... ее тело было тонким, бесконечно длинным червем, который разматывался и полз - уходил под дверную щель, - и на постели остался голый, белый, еще влажный костяк... А ведь у этой женщины был муж, - он когда-то целовал ее, - целовал червя...
Профессор налил себе рюмку портвейна цвета красного дерева и стал пить густыми глотками, не отрывая сощуренных глаз от лица жены. Она зябко повела худыми, бледными плечами...
- Ты сам не знаешь, какую страшную вещь ты мне рассказал, проговорила она взволнованно. - Значит, дух женщины ушел в червя. Страшно все это...
- Я иногда думаю, - сказал профессор, тяжело выстрелив манжетой и рассматривая свои тупые, серые пальцы, - что в конце-то концов моя наука праздный обман, что физические законы выдуманы нами, что всё, решительно всё, может случиться... Те, кто предаются таким мыслям, сходят с ума...
Он заглушил зевок, постукивая сжатым кулаком по губам.
- Что с тобой случилось, друг мой, - тихо воскликнула его жена. - Ты никогда так не говорил раньше... Мне казалось, ты всё знаешь... всё разметил...