По дороге я отметила, что самые лучшие наши хирурги-травматологи и впрямь заняты по горло. Благо, в такие дни, как сегодня, на двери каждой операционной высвечивалось нечто вроде магического экрана, который вполне себе сносно транслировал все, происходящее внутри.
Так, на всякий случай. Вдруг кто-то не справляется, и не может отойти от больного, позвать коллег, а медсестры, как назло тоже заняты.
Один из наших лучших хирургов штопал артерии верлиса – на бедре и на шее, и как раз собиралсялатать громадную рваную рану на груди. Второй – пришивал дракону оторванную ногу. Третий явно складывал внутренности вербера как мозаику, выражаясь языком Рика. И судя по тому, что рядом с пациентом, во льду лежали части здоровой печени, легкого и еще нескольких специфических «медвежьих желез», планировал пересадки.
Возле двери его операционной бездумно бродила взад-вперед молодая верберша, слишком хрупкая и тонкая для своей расы.
Ее длинные пальцы, исполосованные ссадинами, беспрерывно теребили взлохмаченные черные волосы. В темно-стальных глазах, с зелеными крапинками застыл испуг. Немного ассиметричное треугольное лицо было очень бледным, не смотря на смуглость.
Заметив меня, девушка на секунду притормозила, окатила внимательным, даже пристрастным взглядом, кивнула на магический экран и вдруг почти простонала:
– Вы ведь разбираетесь в этом, верно? Вы же врач! – она кивнула еще раз, словно намекая на мое «врачебное обмундирование».
И пока я искала слова, верберша подскочила и схватила за руку так сильно, что вся ее внешняя хрупкость разом забылась.
– Скажите мне правду! Он может выжить? Пожалуйста.
Господи! Сколько раз мне так заглядывали в лицо, сколько раз задавали почти один и тот же вопрос! Сколько раз вот также ждали ответа – недвижимо, напряженно, с надеждой. Я так и не привыкла к этой части работы в больнице. К той самой важной части, когда нужноповедать родственникам тяжелого пациента о его состоянии, дать хоть какой-нибудь прогноз. Сообщать о страшном исходе лечения Рик не поручал мне ни разу. То ли жалел, то ли считал, что я еще не готова. Чем бы он ни руководствовался, я была от всей души благодарна василиску.
Я бы не смогла… Просто не смогла бы…
Я глубоко вдохнула, словно ныряла в прорубь и выдавила:
– Операция очень сложная. Но пока надежда есть. И пока она есть, надейтесь. Не раскисайте.
Верберша окатила меня новым, внимательным взглядом, словно проверяла – насколько ответ искренен. В третий раз кивнула и отпустила руку.
Ее собственная рука повисла безжизненной плетью, из горла вырывался тяжелый вздох.