Устроившись теплым июньским вечером на диване рядом с Лидой и обняв ее за плечи, спрашиваю:
– Как ты, дорогая, относишься к бриллиантам?
– Пф! – немедленно фыркает в ответ жена. – Барская забава! Что я тебе, нэпачка какая-нибудь, чтобы бриллиантами увлекаться?
– А к алмазам? – продолжаю свои расспросы.
– Какая же разница… – начинает было Лида, но тут она останавливается, задумывается на минуту, потом неуверенно отвечает:
– Кажется, делают какой-то алмазный инструмент… Да, и очень дорогой. За валюту покупают за границей.
– А почему за границей? – не перестаю допытываться.
– Так нет у нас алмазов, – пожимая плечом, как будто я спрашиваю о чем-то само собой разумеющемся, бросает она.
– А если есть?
Реакция Лиды была моментальной:
– Ты что-то знаешь? – развернувшись ко мне лицом и воткнув в меня пристальный взгляд своих карих глаз, громко прошептала она.
– Беда в том, что знаю только я, – вздыхаю по своей дурной привычке. – А все геологические светила уверены, что алмазов на территории СССР быть не может. Разве что академик Вернадский питает некие неопределенные надежды, что алмазы все же могут найтись. Но для геологов он – чистый теоретик, и уж во всяком случае, никакими поисками на основе таких неопределенных надежд заниматься никто не будет. Да и где искать?
– А ты знаешь, где? – Лида уже загорелась азартом поиска неведомого.
– Кое-что знаю. Но чтобы это «кое-что» вызвало к жизни работу геологических поисковых партий, мне потребуется твоя помощь, – с этими словами сильнее притягиваю ее к себе за плечи и прижимаюсь щекой к ее щеке.
– Моя? – она предпринимает не слишком уверенную попытку отстраниться и снова заглянуть мне в глаза.
– Да, – ослабляю свои объятия и киваю в ответ. – Мы с тобой прямо сейчас займемся изготовлением очень убедительного повода приступить-таки к изысканиям.
Предложенная мною мистификация, вопреки опасениям, не вызвала у моей чекистки никакого протеста. Напротив, она весьма ретиво принялась за дело. Уже на следующий день, положив перед собой изготовленный, после нескольких попыток, образец почерка, она стала писать под мою диктовку. Первый черновик оказался неудачным – слишком уж часто Лида сбивалась на привычные ей начертания букв, на характерные для нее связки при письме, иногда забывала про «яти» и «ижицы». Да и моя диктовка тоже подчас спотыкалась. Однако я заметил:
– Пусть в письме останется несколько исправлений и зачеркиваний. Правдоподобнее будет. Ты как зачеркиваешь неправильно написанное слово?
– Прямой чертой, – отозвалась Лида.
– А тут зачеркивай наклонным зигзагом.