Немецкий батальон располагался в помещении школы. Часовые были сняты без выстрела. В окно и двери полетели гранаты. Кто выскакивал, тех постреляли из автоматов. Я думаю, от такого приветствия уцелели немногие. Наша группа захватила артиллерийский склад. Тут же спешно вооружились. Другая группа овладела гаражом. Трофейные машины подгоняли к артскладу и загружали боеприпасами.
Видно кто-то успел сообщить о налете на гарнизон, и к Старой Туре стали подъезжать подкрепления. За деревней, в лесу, партизаны спешились и залегли в кювет. Нескольким партизанам приказано забросать гранатами первые машины. Колонна застопорится и тогда не трудно будет разбить карателей.
Но получилось совсем не так. Гранатометчики замешкались, и пять автомашин, переполненных стоящими в кузовах солдатами, пронеслись мимо. Это была досадная осечка.
Семья партизана
С каждым днем удары партизан по немцам становились все ощутимее. Гитлеровцы контролировали все меньше и меньше словацких сел. Теперь уже почти в каждой деревне имелись подпольные партийные организации и тайные выборные советы. Каждый совет держал связь с партизанским отрядом.
Была разработана, целая система оповещательных знаков. Видишь, например, в крайнем доме горит коптилка. Значит, все хорошо. Не горит, заходить в деревню нельзя.
В одном из боев меня ранило. Лечиться было негде, и меня отправили в деревню в семью Яна, партизана отряда капитана Лошакова. Я хорошо знал Яна, как храброго парня, и он уговорил меня идти к его матери в дом. Меня приняли, как сына, и прятали в диване. Пятнадцатилетняя сестренка Яна спала сверху, на «первом этаже».
Однажды пришел патруль карательного отряда, квартировавшего в деревне. Девочка сидела, как всегда на диване с книжкой в руке, а я лежал в диване, держась за автомат. «Если откроют меня, семья погибла, дом спалят». Солдаты побыли и ушли. Так повторялось несколько раз, пока я лечился и лежал в этом необыкновенном «госпитале».
В семье Яна я по-настоящему прочувствовал, каким глубоким уважением пользуются советские люди у словаков.
— Красная Армия, — говорили они, — это наша Армия!
Может ли не затрепетать сердце от таких слов!
* * *
Вспоминая о пребывании в партизанах, я не могу не рассказать о москвиче Володьке и ростовчанине Кольке — любимцах нашего отряда. Володьке было всего семнадцать лет, а ростом был он настоящим великаном.
Колька — мальчишка, школьник, каких миллионы. Пат и Паташон — прозвали мы их. Они были всегда вместе.
Однажды неразлучных друзей послали в разведку. У Володьки был ручной пулемет, у Кольки — автомат.