Шахзаде не видел выражения лица султана – возможно, отец просто в это время спал. Он не слишком интересовался возможными приятелями для наследника престола, и это очень огорчало Ахмеда. Странно, но любовь к отцу жила в нем до сих пор. Ах, если б только султан это понял, понял, что сын не замышляет против него ничего дурного!
Но отец молчал, и лица зрителей начали потихоньку вытягиваться. Похоже, скандала не намечалось.
Ахмед ухмыльнулся открыто и зло, уселся на свое место. Рядом, поблескивая глазами, устроился Яхья. Вот уж кому беда не беда! Смеется весело и заразительно, правду говорит прямо в лицо… Просто сокровище, а не брат!
Состязания поэтов меж тем шли своим чередом. И хотя судьи старались подыгрывать Челику не настолько явно, все же он… нет, не он, а Йемишчи Хасан-паша, его дед, набрал слишком много очков.
– Как вы думаете, братья, великий визирь разбирается в поэзии? – прожевав свои сладости, неожиданно спросил Мустафа.
Ахмед и Яхья уставились на братца, которого все считали помешанным или, по крайней мере, делали вид, что считают.
Мустафа пожал плечами и внезапно фыркнул:
– Я вот подумал, может, он каждому из судей написал любовную оду?
– Ага, – хмыкнул Яхья в ответ, – и выложил ее золотыми монетами во внутреннем дворике каждого, кому написал.
– Можно по этому поводу сложить пару бейтов, – кривовато усмехнулся Ахмед.
Илхами, торчавший рядом, бросил на них укоризненный… хотя, кажется, не слишком укоризненный взгляд и переместился так, чтобы разговор братьев никто не мог прочесть по движениям губ. Разве что поэты, но те явно были чересчур заняты.
– Воистину, золото открывает таланту двери… – начал, ехидно ухмыльнувшись, Яхья.
– Или запирает его в темнице? – подхватил Ахмед.
– Нет, нет! – воскликнул Мустафа. – Золото равно поднимает вверх бездарного и достойного.
– Но бездарному золота надо больше! – хихикнул Яхья.
– Виден издалека благородный слон, мышь же должна забраться на вершину горы. – Ахмед открыто улыбался, игра ему нравилась.
– И если гора из золота, – Мустафа сосредоточенно нахмурился, подыскивая достойную рифму, – то мышь мнит себя царственной особой.
– Ведь она высоко, – одобрительно кивнул Яхья. – И неведомо ей, что люди видят не ее, а только гору…
– Которая слепит глаза, заставляя вопрошать: «А где же мышь?» – завершил Ахмед. – Неплохо вышло, право же!
– Отменно вышло! – радостно захлопал в ладоши Мустафа и расхохотался, поскольку очередной состязающийся принял аплодисменты шахзаде на свой счет.
– Вот забавно будет, если Челик победит Догана или Картала, – скривился Яхья: на самом деле он, похоже, не видел в этом ничего забавного. – Пока что, если судить по заработанным очкам, не было поэта в Порте лучше, чем Челик, внук великого визиря!