Он со стоном притянул жену к себе, спрятав у нее на шее свое лицо. От нее приятно пахло, но это был тепличный запах человека, который редко выбирался на улицу. Фейс не отстранилась от него, но и не ответила на его объятия.
— Прости… — еле слышно прошептал Марк.
— Ты сказал бы мне, если б я не спросила? — хриплым шепотом спросила она.
— Я не знаю.
— Все в порядке, Марк. Я не осуждаю тебя.
— Я никогда не думал, что это случится. Я знаю, как это звучит, но…
Фейс отклонилась назад и приложила палец к его губам.
— Пора нам посмотреть правде в глаза. Мы должны были сделать это еще несколько лет тому назад.
— О чем ты говоришь?
— Я подала на развод.
Марк издал испуганный, недоверчивый смешок, вспоминая, как Фейс шутила, когда они были молодоженами, что если они когда-нибудь разведутся, то ему придется забрать ее как часть имущества.
— Ты так просто от меня не избавишься, — сказал Марк.
— Я не хочу от тебя избавляться.
— Тогда…
— Я хочу видеть тебя… но не сейчас. — Ее глаза умоляли его о понимании. — Дело не в тебе, Марк. Если мне когда-нибудь станет настолько хорошо, что я смогу отправиться домой, я переживу это одна. Я не могу стараться для нас двоих. Я устала. Это… это слишком.
— Фейс… — Марк потянулся к ней, но она мягко оттолкнула его назад.
— Пожалуйста. Просто… уходи. — Когда он даже не сдвинулся с места, она легла на бок, повернувшись к нему спиной и прижав колени к груди.
У Марка было такое ощущение, словно его буквально разорвали на две части. Часть его хотела этого, даже молилась об этом. Не только о том, чтобы покончить с этими сизифовыми усилиями, но чтобы это было чьим-то чужим решением. Почему же он не чувствует облегчения?
«Хороший часовой никогда не покидает свой пост», — подумал Марк.
Но если то, что сказала Фейс, правда, ему не выиграть эту битву.
Наконец Марк поднялся. Фейс лежала так неподвижно, что он подумал, не спит ли она. Тихо, так тихо, как только ветер может прокрадываться сквозь щели, он наклонился и поцеловал ее в лоб, а затем беззвучно выскользнул из комнаты.
Последующие дни были тяжелее, чем он мог себе представить. Каждый день Марк опустошенный шел на работу и возвращался домой, заполненный болью других людей. Болью, которая заслоняла его от своей собственной, заглушала жажду любви и печаль, которые набрасывались на него. Марк перестал бриться, и когда его щетина превратилась в бороду, он подстригал ее только для того, чтобы его не приняли за сумасшедшего. Его глаза были спокойными, но красными от бессонницы. Хотя желание пить было слабым, как звон далекого колокола, однажды поздно ночью он позвонил своему другу.