— Это твой конь? — милым своим голоском пропела она, незаметно подойдя сзади — Красивый. Она погладила животное по хитрой рыжей морде.
— Как его зовут?
— Стофунтовкопченойколбасы, — ответствовал ей я. Коновязи у Тома не было, и я своего мешка с костями привязал к воротам сарая, в котором мы с Томом когда-то варили клей.
— Какое странное имя для лошади? Любите вы на севере сложные имена изобретать.
— Это не только имя, это его скорая судьба, — я, наконец, расседлал коня, снял сумки, дабы позже сложить их в сарае, и только собрался распустить руки, благо, никто вроде не видел, как был остановлен девушкой.
— Сварти стой! Не надо… — прервала мой порыв подойти и как следует потискать Анна — Я должна тебе сказать… — девица замялась.
— Ну?
— Понимаешь, тебя так долго не было, а я…
— Что ты?
— Я… Ты только не злись, прошу тебя, — она нервно теребила рукав платья — Я замужем теперь.
…Ффух… Я то думал, заболела чем заразным, и на меня чихнуть успела…
— И всего то? Удачи и богатства твоей семье, крепких сыновей тебе, силы и славы твоему мужу. Кто тот счастливый, что избран тобой в мужья? — я отвернулся, копаясь в сумках.
Замужем — так замужем. Была бы она последней девицей в Мидгарде, вот это был бы повод горевать, что до конца времен придется развлекаться кулачной забавой. А так…
— Вильям, с Дубков который, помнишь его? Он еще с Томом повздорил, когда ты из лесу вышел к нам. Сговорились они с дядюшкой как-то, и я присмотрелась — вроде и хорош парень, меня любит. Он у родни в Дубках сейчас. А тебя все нет и нет…
— А меня все нет и нет, — подтвердил ей я машинально.
Что ж ей подарить то? Нехорошо без дара, событие все-таки для девки, она на деревне уж перестарком, скорее всего, считалась, в этих краях рано замуж выдают, но вот же, сподобилась. Да и отдариваться принято за любовь.
— Прими, Анна, — я, выкопал из кучи сена, прибранного с Ульриковых грядок, пару неприметных корешков — Пригодится тебе. Если утомится на ложе любви твой избранник, запарь ему кусочек в кипятке, и выпить дай. Приятно удивлена будешь пылом проснувшейся страсти! Только много не клади, а то до мозолей сотрешься.
— Спасибо, а как же…
— И супругу твоему в дар, — я вручил ей один из прибранных в замке ножей — Добрый клинок, самолично заказывал его лучшему кузнецу, заплатил за него немало. По руке придется такому славному мужу, как Вильям!
Девушка растерянно переводила взгляд то на нож в ножнах, то на пучок корешков, то на меня, лицо ее порозовело и выражало растерянность.
— Сварти, погоди… Тебе что, все равно?! — она, наконец, определилась с испытываемыми ею чувствами, и из имеющегося ассортимента выбрала праведное возмущение — Тебе что, совсем безразлично? Я так и знала! Скотина же ты бессердечная!