Вечером в пятницу Хоуп попросилась в ресторан. Ей захотелось итальянской еды, и она объяснила Джошу, что тарелка пасты в ресторане – это куда радостнее, чем то же самое дома. Он не стал задавать вопросов, а просто натянул рубашку и пиджак и вызвал такси, которое доставило их в одно из лучших мест города. К черту нормальность!
– Можно поинтересоваться, как мы станем расплачиваться? – проговорила она после того, как официант усадил ее в кресло, позволив изобразить из себя знатную даму.
– Я за последние недели сумел кое-что отложить, – ответил он, загородившись меню.
– Каким же это образом?
– Не беспокойся, мыть посуду нам не придется, – заверил он ее.
– Мог бы меня предупредить, что мы будем что-то праздновать. Я бы унесла из лаборатории какое-нибудь насекомое и после еды незаметно подложила бы его в тарелку. Это фокус из кино. Посетительница визжит и возмущенно сбегает, не оплатив счет.
– По-моему, эта уловка устарела, персонал такого заведения на нее не клюнет.
Хоуп заказала лингвини с морскими петушками, Джош сказал официанту, что возьмет то же самое. В винную карту они заглядывать не стали, без всякого смущения заявив, что им достаточно простой воды.
Хоуп наслаждалась едой, не произнося ни слова; время от времени Джош поднимал голову и наблюдал за ней.
Покончив со своей тарелкой, аккуратно вытерев губы и положив салфетку на стол, она посмотрела Джошу прямо в глаза.
– В тот вечер, когда Люк предложил мне изобразить подопытного кролика, с моей томограммой было что-то не так?
Вопрос был задан спокойным голосом, и не ответить на него Джош не мог.
– На обратном пути физиономии у вас обоих вытянулись на километр, – продолжала она, – и с тех пор они продолжают удлиняться, стоит вам встретиться взглядом. И я сделала вывод: либо у тебя любовница, либо…
– Точно ничего не известно, – перебил ее Джош. – Так, ерундовое пятнышко. Люк не рентгенолог, и есть все основания думать, что он что-то напортачил. Осторожность требует нового магнитно-резонансного исследования, только уже под контролем настоящего врача.
– Ты обеспокоен?
– Нет, повторяю, это простая предосторожность.
– Не ври мне, Джош Кеплер, – сказала Хоуп, беря его за руку. – Если ты хотя бы еще раз позволишь себе соврать, я тебя не прощу. Сейчас мне больше, чем когда-либо, надо знать, что человек, которого я люблю сильнее всего на свете, всегда говорит мне правду.
Джошу хотелось оправдаться, он мысленно подбирал правильные слова, но Хоуп не дала ему времени, продолжив:
– Вчера головная боль была сильнее обычного, даже зрение нарушилось. Она продолжалась целых четверть часа, и этого хватило, чтобы я прикинула, что происходит. Ты любил в детстве соединять точки? Я обожала соединять точки карандашом так, чтобы появилась картинка, это было так весело! Заметь, тогда у меня еще не было опухоли мозга. – Она произнесла эти слова небрежно, невероятно холодно. – Я вспомнила, как пытался притворяться Люк, как ты несколько дней старался делать вид, будто бы ничего не происходит, будто все замечательно, даже моя стряпня. Думаю, больше всего меня напугало именно это. Потому что, откровенно говоря, милый Джош, нет ничего хуже, чем я за плитой. Я позвонила отцу и сказала, что чувствую себя неважно, дерьмово, честно говоря. Этого хватило, чтобы он категорически потребовал, чтобы я сегодня днем сделала МРТ. Мой отец – жуткий ипохондрик, когда речь идет обо мне.