– Не надо, милый, ну не надо! – умоляла она.
– Ладно, – сладко остывал Михаил, – зажгут свет, я их возьму на заметку. Я их!..
Веселые ребята не стали ждать, пока их возьмут на заметку: застучали стулья, зашаркали ноги, – детишки потопали к выходу. Михаил, бесясь, услышал напоследок длинное глумливое рассуждение о том, что не* возможно смотреть детям хороший фильм, когда некоторые дебилы являются в кинотеатр с единственной целью – полизаться.
Света Дорошевич захлебывалась от восторга. Синдбад безжалостно прокалывал кентавра кинжалом. Добро торжествовало. Туземка была не против приголубить удачливого морехода.
– Тебе правда смешно? – недоверчиво спросил Миша.
– Очень смешно.
– А мне не смешно.
– Почему?
– Мерзавцы. Юные хулиганы. Сейчас они так, а подрастут – финка появится. Тогда с ними так просто не справишься. Вот откуда вырастает всякая мразь.
– Не занудствуй!
– Как?
– Не занудствуй, милый!
Холод, равнодушие, ледяное презрение. Когда это кончится, когда? Что он ей – игрушка, кораблик с парусами, куда дунешь – туда поплыл. Скоро переполнится чаша его терпения. Он сказал:
– Нет, Света, это не ерунда, не повод для смеха. Хамство обязательно перерастает в подлость, а подлость – в преступление, пускай это преступление тайное, не совершенное, тем оно страшнее. Несовершенные преступления – это почва, на которой произрастают все язвы человечества.
– Я тебя боюсь, – сказала Света, – проводи меня быстрее к мамочке.
Подталкиваемые с боков выходящими зрителями, они выбрались на улицу. Михаил завелся, почувствовав тему для спора. В институте, в общежитии они спорили по любому поводу, им нравился сам процесс спора. Миша был далеко не лучший спорщик, ему не хватало умения высказывать свои мысли коротко. От отца он перенял спокойную манеру обоснованных мотивированных рассуждений. В общежитии на долгие разговоры не хватало времени. Там дискуссии обыкновенно велись репликами. Уж очень надо было быть оригинальным, чтобы тебя одного слушали больше двух минут подряд. Мишу обычно ядовито обрывали на середине фразы. Это его раздражало. Но парировать реплику мгновенно, точно и остроумно он не умел. Он горячился: «Глупо! То, что вы говорите, глупо!» Ему кричали: «Докажи, почему глупо!» Он начинал доказывать, торопясь, на первом же нечетком зигзаге его сбивали остротой бойкие говоруны, и он в растерянности умолкал, продолжая по инерции мямлить: «Глупо, *глупо».
С отцом приятно было спорить. Сначала излагал' свою точку зрения Юрий Андреевич: подробно, основательно, потом высказывался Михаил, также основательно, не оглядываясь на часы, не опасаясь подвоха. В такой манере течение. мысли, пусть неверной, но продолжительной, цепь рассуждений доставляли истинное наслаждение, завораживали и вселяли уверенность в силу и цепкость собственного ума.