– Мне уже можно идти? – не без юмора спросил Афиноген.
– Афиноген… э-э…
– Иванович.
– Гена, ваш отдел, в котором вы работаете, систематически лихорадит. Вы, конечно, в курсе. Я хотел бы выяснить причины. Поэтому вызываю для таких вот приватных бесед почти всех сотрудников. Ваш заведующий Николай Егорович собрался на пенсию…
– Пора, – вставил Афиноген, – отдохнуть старику.
– Объясните? – встрепенулся Юрий Андреевич.
Афиноген нехотя стал объяснять, тщательно подбирая слова.
– Николай Егорович – человек прекрасных душевных качеств. Ему очень хочется, чтобы людям вокруг него было уютно и спокойно, а работа тем временем шла своим чередом, как бы по волшебству. Это странно, если учесть, что Карнаухов прошел совсем иную школу, и натаскали его по–другому. Видимо, в один прекрасный день в нем произошла здоровая отрицательная реакция на окрик, авралы и все прочее и наступило старческое умиротворение. Он ведет дело по принципу доверчивых разъяснений, по формуле: «И душа с душою говорит». И это бы ничего, можно, кабы не темп и его собственная внутренняя расхлябанность. Николай Егорович похож на генерала, который получил звание по стечению случайных обстоятельств, а начинал службу ефрейтором. Эта ефрейторская нашивка до сих пор торчит у него из–под генеральской звезды, как он ни старается прикрыться эполетами. Он как раз из тех, кто за деревьями леса не видит.
– Вы очень плохо к нему относитесь?
Афиноген удивился.
– Почему? Я его глубоко уважаю. Милый, доверчивый старикан… Не в этом дело. Николай Егорович получил когда–то законченное начальное образование, а затем приобрел огромный практический опыт… На него он и опирается. Уровень его общего мышления трагически не соответствует времени. Новейшие системы и методы обработки информации, современная технология для него в некотором роде – любопытные шарады. Новых людей он не понимает. Перед всем тем, что называется технической революцией, он стоит, как изумленный мальчик, и сосет палец от удовольствия, что его допустили поглядеть и кое–что даже потрогать… Помните, в каком–то фильме человек по случаю вынужден вести самолет. Он нажимает все ручки подряд, дергает штурвал туда–сюда – авось повезет. В кино, заметьте, часто везет хорошим парням. В жизни – реже…
Николаю Егоровичу и в жизни повезло…
Юрий Андреевич давно перестал ходить по ковру и взгромоздился за свой стол. Оттуда, с высокого вертящегося модного кресла он глядел на Афиногена и сочувственно, с одобрением кивал.
– Да-с, – заметил он, когда Афиноген окончил свое выступление на энергичной оптимистической реплике. – Вот тут у меня лежит ваше личное дело, Данилов. В нем только отличные характеристики и благодарности. Ни слова не сказано о жестокосердии. Послушал бы вашу эпитафию Николай Егорович. То–то была бы награда старику за многолетний честный труд. А-а? Как вы считаете?