Афиноген вспыхнул, крутнулся, и боль под ребром кольнула предостерегающе.
– Похоже на провокацию, гражданин начальник, – вежливо улыбнулся он. – Я не подсудимый, а вы не народный заседатель. Избавьте меня от ваших оценок. Я добросовестно ответил на вопрос, зачем же ставить все с ног на голову. Неэтично, Юрий Андреевич.
– Ого! – изумился и вздрогнул Кремнев. – Очень приятно. Характером бог не обидел…
Афиноген тоже вскочил и глядел в упор, бесстрастно. Ноги его едва держали. Но он улыбался деревянной улыбкой.
– Ну–ну, – успокоительно заметил Юрий Андреевич. – Не надо… Разговор у нас серьезный. Тут, видите ли, такое дело, что некоторые товарищи рекомендуют именно вашу кандидатуру на место Николая Егоровича. Как вариант, естественно…
– Меня?!
– Чему вы удивляетесь? Теперь модно выдвигать молодежь. Журналы читаете?.. Теперь любимый сюжет у писателей. Приходит разудалый юный новатор и всех стариков, – как вы точно подметили, – пинает под зад… Производство, естественно, тут же набирает новые мощности и качество. – Юрий Андреевич, смеясь, потер виски, устало откинулся на спинку кресла. – Садитесь, дорогой! Садитесь.
– Это глупости, – возразил не Кремневу, а еще кому–то Афиноген. – Один человек не в состоянии изменить общую атмосферу. Слишком много компонентов, не подвластных личным усилиям, будь ты хоть семи пядей во лбу. Хотя бы тот же технологический процесс.
– Ну, а все–таки? Если бы вам предложили?
– Это официальное предложение?
– Считайте так.
– Я согласен, – сказал Афиноген, – могу я приступить к обязанностям, не дожидаясь ухода Николая Егоровича? Душа горит.
Юрий Андреевич, не таясь, продолжал его изучать. Афиноген не садился, потому что боялся уже не встать. Бок онемел, отделился от тела, начал функционировать суверенно. Афиноген улыбался начальнику отделения из последних сил. Изучающее лицо Кремнева он видел в легкой дымке.
‘– Дело серьезное, – повторил Юрий Андреевич. – Мне нужно составить собственное мнение. Постарайтесь обойтись без фанаберии и выкрутасов. Решается не только ваш личный вопрос. Поймите.
– Тогда мне надо подумать, – сказал Афиноген, – посоветоваться с мамой. Говоря, что Карнаухов плох, я не утверждаю тем самым, что я хорош. Это было бы непростительной самонадеянностью. Еще одна деталь. Я не собираюсь занимать чье–то место, я хочу занять свое.
– В общем–то, – сказал Кремнев, – манера вести разговор несущественна. Мне хочется понять, что скрывается за вашей показной амбицией. Кто вы, Афиноген Данилов? Честолюбивец? Дельный работник? У вас есть организаторские способности? Какие качества вашего характера являются доминантой и впоследствии станут решающими для дела? К сожалению, в беседе всего не угадаешь. Как не угадаешь и главного – порядочный ли вы человек. Не кривитесь, Данилов, я с вами откровенен, только и всего. По необходимости. Сколько времени вам понадобится на… э-э…. обдумывание?