Но долго рыдать на своём столе он не позволил — бесцеремонно поднял за шкирку, всё ещё плачущую, и едва ли не пинком вышвырнул из своего кабинета.
— Вон из Тёмного дома. Раньше завтрашнего дня даже не думай объявляться, — велел ледяной голос вслед, и дверь закрылась.
* * *
До вечера Корра мучилась от тянущей и пульсирующей боли, постоянно покрывая ягодицы бесконечными слоями крема против ушибов и заживляющей мази — местами кожа была травмирована до крови. Садист. Подонок. Упырь. Она всё выискивала и не могла подобрать подходящего для него эпитета — казалось, если найдёт нужное слово, станет немного легче. Но физическая боль когда-нибудь пройдёт, а вот что делать с обжигающим стыдом?
Ругая его, на чём свет стоит, она всё же не могла в глубине души не признать: он обошёлся с ней не так жёстко. При желании мог бы и секса потребовать — она бы согласилась. Он мог бы шантажировать её месяцами. Отомстить любым способом.
Но он не стал. Потому ли, что не хотел этого, или по доброте душевной? Хотя, о чём это она, какой доброты можно ожидать от этого октианца? Это она вряд ли когда-нибудь узнает.
Следующее утро началось для неё с такой боли, словно её били всю ночь, причём ногами. Каждый шаг, каждое движение причиняли боль, болезненно ощущалось даже прикосновение одежды к телу. Сесть было нереально: ягодицы и бёдра превратились в сплошной синяк. Но Корре пришлось срочно собираться на работу, в Тёмный дом. Пресс-релиз о срочной встрече советников был разослан рано утром всем журналистам — явка обязательна.
Стараясь ни о чём не думать, Корра доехала на автопилоте, но на подходе почувствовала сильную слабость. А в голове взорвались сразу несколько возможных вариантов развития событий, как киноплёнка перед глазами. Вот она подходит к пропускному пункту. Ей сообщают, что пропуск аннулирован, и надевают наручники. Или она всё-таки проходит сквозь пропускной пункт, но сразу за ним к ней подходят, чтобы арестовать.
Или же она дойдёт до зала заседаний, чтобы Сачч сам взял её под локоть, отвёл в сторону и передал в руки полиции. Полиция, разумеется, уже будет наготове где-то там же, рядом.
Трясущимися руками Корра предъявила документы на пропускном пункте… и ничего не произошло. Дежурные пропустили её внутрь. На третьем этаже перед залом заседаний её коллеги пили чай. Как обычно. Сачч подпирал косяк двери в самой невозмутимой позе, со сложенными на груди руками. Корра поймала его мягкую, почти нежную улыбку и не поверила своим глазам: он улыбался как обычно, беззастенчиво и откровенно флиртуя. Словно ничего, ровным счётом ничего не происходило. Дёрнув головой, она отвела взгляд, и боль, которая всё это время не ощущалась от страха, вдруг вернулась, словно кто-то перевёл тумблер боли в положение «включено» внутри её тела.