Его плоть опять пробежала по ее влажным волоскам.
Филипп что-то хрипло зашептал, касаясь губами ее губ, – это были несвязные, непристойные, благодарные и очень французские клятвы.
– Как хорошо, ma cherie… – Это больше напоминало не голос, а сухой скрежет.
– Филипп, я… пожалуйста… сейчас!
Элайза была уже на краю блаженной пропасти. Вцепившись руками в его плечи, она двинулась навстречу ему, но он со свистом втянул в себя воздух. И сжал ее так крепко, что она не могла шевельнуться.
Ла Вей держал все под контролем. Элайза всхлипнула. Их быстрое, прерывистое и горячее дыхание смешалось. Голова Элайзы откинулась назад, и он опалил ее шею обжигающим поцелуем. Лицо Филиппа покрылось потом. Ему безумно хотелось овладеть ею по-настоящему, дать волю своему желанию. Необходимость сдерживать себя вполне могла убить его.
– Пожалуйста!.. – взмолилась Элайза.
Он снова шевельнулся – быстро, раз, другой, – и тут из груди Элайзы вырвался ликующий крик, она содрогнулась в блаженных конвульсиях.
В это мгновение он чуть отодвинулся от нее. Элайза услышала его гортанный стон, и он излил свое семя ей на бедро. Сильная дрожь пробежала по его телу.
Ла Вей дал себе минуту отдышаться, его голова склонилась к ее горлу. Его грудная клетка под ее руками вздымалась, как кузнечные мехи.
Элайза поцеловала его в висок.
Но ни один из них не испытывал ни нежности, ни благодарности. Это была всего лишь яростная интерлюдия. Долго сдерживаемое желание было наконец быстро и изящно удовлетворено.
– И еще я думаю, – проговорил Филипп прерывающимся голосом, – что, когда ты придешь ко мне, я покажу тебе, что такое настоящее наслаждение. Ты и думать забудешь, как произносится имя Шеймуса Даггана.
Произнося эти слова, Филипп осторожно вытер бедро Элайзы носовым платком. А затем он опустил ее ногу и расправил платье. После этого он с таким безразличным видом застегнул панталоны, что Элайза невольно спросила себя, сколько раз ему доводилось делать это, потому что все его движения были машинальными.
Однако она знала, что отличается от всех тех женщин, что были у него прежде.
– Это несправедливо… – Еще не договорив, Элайза поняла, что раздраженные, напряженные и не особенно полезные слова не нужны.
Он бережно приподнял ее подбородок.
– Думаю, ты права, – тихо сказал Ла Вей. – Однако, как говорится, tout est juste dans l’amour et la guerre, ma cherie [14]. Мы не искали желания обладать друг другом, но мы сделали это. И ты должна всего лишь найти способ оправдать себя.
Элайза не могла понять, как можно одновременно любить и ненавидеть одного и того же человека.