– А я вот сейчас по башке тебе вот этим черпаком заеду, будешь знать, – спокойно ответила Галя, беря в руки пресловутый черпак, – хозяин выискался, как забор починить, у нас хозяина нету, а водку унесли, так тут же хозяин объявился. Иди за дровами.
– Умыться дай.
– Потом умоешься, сначала дров принеси.
Шилов, опасливо поглядывая на черпак, натянул тулуп, нахлобучил шапку и вышел в сени.
Марат вздохнул и тоже стал одеваться.
– Что так вздыхаешь тяжело, – спросила Галя.
– Пойду машину заводить, – сказал Марат, наклоняясь над аккумулятором, чья тяжесть страшила его – свинцовые пластины, наполненные электролитом. Радикулитом он маялся с двадцати лет, то есть полжизни; с тех пор, как застудил поясницу в первый же месяц после демобилизации, работая на стапелях речного порта, где он латал электросваркой прохудившееся судно. Марат зачем-то, оглянулся на Галю, хотя не собирался просить ее о помощи, потом сжал ладонями аккумулятор с обеих сторон и взял его на живот; плечом отворил дверь, вышел в сени и далее во двор – пропахал ногами снег и у самой калитки сказал себе: «О, Марат! Почему ты такой глупый? Сначала надо было очистить от снега машину, а затем тащить аккумулятор». Но не нести же его обратно? За калиткой, слева от забора – скамейка, Марат нашел ее ногой, сбил с нее снежный покров и опустил туда аккумулятор. Открыл машину, достал из багажника веник и стал обмахивать им машину, очищая от снега. Открыл дверь, поднял капот, установил аккумулятор, затянул клеммы, и произнося: «Ну, милая, давай», повернул ключ зажигания. Но «милая» не дала; стартер медленно сделал пол-оборота и жалобно затрещал, признаваясь в собственном бессилии. Марат треснул кулаком по баранке и вылез из автомобиля, дело принимало скверный оборот. Он постоял немного, глядя на заснеженный лес: шел мелкий снег, отчего пространство казалось затянутым в легкую дымку. Мороз заметно ослаб, и если бы он вчера не посадил аккумулятор, то сегодня двигатель можно было завести. Эх! Не жизнь, а сплошное сослагательное наклонение. Марат тяжело вздохнул, но на этот раз никто его не спросил, что, мол, вздыхаешь, величию природы не было никакого дела до человека и, он, ища участия, пошел к дому.
Галя вышла в сени, где Шилов с грохотом свалил дрова.
– Еще надо сходить, Саша, – осторожно сказала она.
– Куда столько? – возмутился Шилов, – зимовать, что ли здесь будем.
– Машина не завелась.
– Во блин, попали, – удивился Шилов и пошел в комнату. Марат лежал на диванчике, и разглядывал журнал.
Шилов нарочно откашлялся, подсел к столу и сказал: