– Прогресс – это, конечно, хорошо, но у гужевого транспорта были свои преимущества.
Марат с каменным выражением лица, хранил молчание.
– Никакого тебе аккумулятора, бензина: заведется, не заведется. Кормить, правда, надо было, и дерьмо за ней убирать; но с другой стороны кормить то чем – сеном, то бишь травой, что растет под ногами, а дерьмо лошадиное – это удобрение, опять же, верно я говорю?
Шилов долго, рискуя жизнью, развивал бы преимущества гужевого транспорта перед механическим, но вошла Галя, неся кипящий чайник, и он замолчал. Поставила чайник на подставку и сказала:
– Надо, наверное, Веронику разбудить, а, Марат?
– Зачем ее будить, – отозвался Марат, – машина все равно не заводится, есть нечего, пусть спит. Время только десять, а она, если ее не будить, может до часу проспать.
– В этом есть свой резон, – заметил Шилов, – в старину, бедняки, чтобы голодные дети не хныкали, пораньше их спать укладывали, а подымать не торопились.
К завтраку все должны вставать, – сказала Галя, – Вероника, – позвала она, – Вероника, вставай.
Поскольку Вероника не отзывалась, решительно отдернула занавеску, вошла в спаленку и через минуту появилась в проходе с вопросом: «А где Вероника?»
– Как, то есть где? – удивленно спросил Марат. Он медленно поднялся и заглянул в спаленку. Кровать была пуста. Не поверил, вошел, потрогал одеяло, заглянул под кровать. Отсутствие девушки не укладывалось в голове.
– Может быть, она вышла во двор, – предположил Марат, слабо веря собственным словам, сегодня Веронику он не видел, это совершенно точно, даже занимаясь с машиной, он держал входную дверь дома в поле зрения.
– Она сегодня из спальни не выходила, – сказала Галя, – я с семи часов на ногах.
Марат надел куртку и вышел во двор.
– Вероника, – позвал он сначала негромко, потом громче и громче. Тишина, лишь шорох снегопада. Он обошел вокруг дома, заглянул в деревянную пристройку, служившую сараем, в туалет, стоявший на отшибе. Девушки нигде не было. Вернулся в дом.
– Нет, ну это же смешно, – сказал он, глядя на Веру и Шилова, – куда она могла деться?
Оба растерянно пожали плечами. Марат задал следующий вопрос:
– Во сколько он ушел?
– Часов в восемь, – ответила Галя, – но он ушел один.
– Выходит, что она ушла раньше. Но куда? Зачем?
– А ты ее ничем не обидел ночью, – осторожно спросила Галя?
– Да так, не то что бы уж совсем, – выдержав паузу, признался Марат, – пошутил просто не совсем может быть удачно; но бывали и посильней обиды, никуда не уходила.
– Ночью все обиды обиднее, – заявила Галя, – ночью человек, в особенности женщины более восприимчивы и ранимы.