Я пробую. Птица в покосившейся клетке внутри меня начинает биться о ребра и кричать.
— Давай-давай, — приободряет вэдэвэшник. — Сейчас уже можно.
Я снова подтягиваюсь и думаю о Бомбиле. О человеке, который повернул налево и отправил меня и еще четверых человек в больницу, а сам остался невредим. О том, по милости которого я сжимаю ремень…
* * *
— Так кто виноват в аварии? — Голос психолога возвращает меня в кабинет.
Пока я лежал в больнице, мне тоже хотелось это узнать. Услышать, как кто-то произнесет это вслух. Я не прочь посмотреть на Бомбилу — на этот раз не мельком, как тогда, когда я садился в его машину, а глаза в глаза. Но Бомбила не смотрит на меня. Он стоит спиной…
* * *
…Он стоит спиной ко мне и к Девушке-На-Каталке. Только теперь она уже не на каталке, а с костылем.
Я впервые в суде. Даже интересно.
Правосудие сегодня представляет женщина лет сорока с резким голосом классной руководительницы, и она только что сказала Бомбиле, что ему крупно повезло — все пострадавшие остались живы, получив травмы средней тяжести. Так эксперты называют разбитые головы, сломанные ребра и неспособность передвигаться без костылей. Тюрьма Бомбиле не грозит.
— Что бы вы хотели сказать суду? — спрашивает девушку Правосудие.
— Я бы отобрала у него права, — тихо говорит Девушка-На-Каталке, вставая и опираясь на костыль.
Правосудие кивает ей головой, и девушка садится.
— Что бы вы хотели сказать суду? — Теперь вопрос обращен ко мне.
Я встаю и несколько секунд не знаю, что сказать. Мне все еще мерещится галочка в «Приложении к Справке о ДТП» напротив моего имени.
Потом я вспоминаю про ремень, привязанный к изножью кровати, и спрашиваю:
— Почему вы не пришли навестить пострадавших?
— А я не знал, что кто-то попал в больницу, — говорит Бомбила, не поворачивая головы, как нашкодивший школьник. Я знаю, что это ложь. Лейтенант показывал мне протокол со списком больниц, куда направили потерпевших. Внизу страницы стояла подпись Бомбилы.
* * *
— А почему вы спросили об этом? — интересуется психолог. — Вы бы хотели его видеть в больнице?
За окном по металлическому подоконнику уныло барабанит апрельская капель, а солнечные лучи окрашивают стены кабинета в цвет рыжей миллиметровой бумаги.
Может быть, я не хотел бы снова видеть Бомбилу, но я бы хотел, чтобы он увидел ремень, привязанный к изножью кровати. И чтобы он увидел, как в палату к девушке приносят костыли. Но он не может этого увидеть, потому что…
* * *
…потому что Бомбила стоит к нам спиной, сверкая лысеющим затылком. Я сажусь, и Правосудие говорит о смягчающих обстоятельствах — вину признал, в содеянном раскаялся, имеет несовершеннолетнего ребенка 17 лет.