Ей припомнилась их первая встреча. Как она его испугалась тогда! Да и у кого бы не затряслись поджилки при виде великана, хладнокровно крушащего ворота обители? Затем, когда подошла настоятельница, страх прошел, уступив место любопытству, ну а дальше… Она глядела на сестру Инессу, которую этот гигант увозил с собой, и завидовала ей. Потом, когда она осталась одна, зависть зашагала рука об руку с ревностью. Вначале она не смела себе в этом признаться, но проходили дни, и она все чаще ловила себя на мысли, что думает об этом человеке и сестре Инессе. Уж не для себя ли увез он ее? По сердцу будто царапнули острым. Теперь она не находила себе места, мучимая этим неразрешимым вопросом, который донимал ее даже по ночам, не давая спать. Она хотела было поговорить об этом с настоятельницей, но не посмела; девичья гордость вкупе с самим укладом монастырской жизни не позволяли ей этого сделать. И все же одна мысль, будто лучина хоть слабо, но все же дающая тепло и свет, согревала ей сердце и в преддверии слабой надежды заставляла его биться чаще, вызывая загадочную улыбку на лице: он обещал вернуться. И притом за ней! Что как и вправду? Как же ей тогда себя вести? Сказать обо всем аббатисе? Попросить снять с себя все эти никому не нужные обеты, ни к чему не призывающие ее и не обязывающие? Которые она произносила словно в дурмане и не отдавая себе отчета в том, что хоронит себя заживо в этом монастыре. Ведь ей теперь не вырваться отсюда и не увидеть такой прекрасный, манящий, такой сладостный ее сердцу мир! И в этом мире живет он, этот огромный человек, которому она отныне вверит свою судьбу! Пусть только он приедет, пусть посмотрит на нее, хотя бы еще раз, и назовет при этом красоткой, а потом добавит, что она ему нравится!.. И она уже твердо знала, что не сможет отвечать за свои поступки, если это произойдет. И уедет с ним, как только он протянет ей руку. Куда? Она не знала. Зачем? Не имела понятия. Важнее другое: он будет рядом, а что дальше – не все ли равно? И она с трепетом стала ждать, когда же вновь появится у ворот их монастыря этот красавец-великан, образ которого совсем лишил ее покоя. Она даже стала просить настоятельницу, чтобы та чаще посылала ее к воротам, объясняя это тем, что хочет побыть одной и побеседовать с Богом. Просьбы эти с каждым днем становились все настойчивее, и однажды настоятельница, в коей шевельнулось смутное подозрение, попросила сестру Монику открыть ей свою душу, ибо она давно уже замечает смятение во взгляде юной послушницы. Но Изабелла промолчала, лишь залилась краской, потупив взор. И тогда старая аббатиса, догадавшись, напрямую спросила, не ее ли племянника она поджидает. Ведь тот, помнится, обронил на ходу, будто в следующий раз непременно заберет ее с собой.