Аббатиса завыла, схватившись руками за голову. А по коридору в обоих направлениях торопливо затопали маленькие ножки разбегающихся в страхе Христовых невест. Хорошо, ни одна из них не отважилась подслушивать за дверью или подглядывать в замочную скважину. Это запрещалось уставом.
Нормандец, ведя за руку юную послушницу, вышел из кельи и направился в конец коридора. Затем они спустились по лестнице и, прошествовав аркадной галереей вдоль нефа, вышли во двор. Здесь, у клумб с цветами и вдоль грядок с редисом, луком, салатом и морковью, хлопотали юные монахини и послушницы. Увидев Можера, показавшегося из бокового нефа, будто Голиафа из стана филистимлян, они поклонились и застыли.
При виде их лицо Можера расплылось в улыбке. Он остановился:
– Черт подери, вот когда пожалеешь, что у тебя не десять рук! Целый десяток благоухающих роз сорвал бы я с этих грядок и увез с собой! Недурное пополнение для королевского двора!
Юные невесты Христовы, хихикая, стали перешептываться, не сводя глаз с такого великана, да еще и столь пригожего собой. В это время, надо полагать, позабыты были ими глупые обеты и постные физиономии церковников, призывающих к умерщвлению плоти и воздержанию во славу Христа. И всколыхнулись было, пробуждаясь ото сна, здоровые природные инстинкты в душах юных прелестниц, и щечки уже зарозовели не у одной из них при чарующих звуках манящего в бездну наслаждений живого, настоящего мужского голоса… Как вдруг другой голос – грубый, женский – вывел их из оцепенения:
– Чего вытаращились! Или Божье слово уже не властно над вами, и не страшитесь вы Божьего суда?.. Соскучились по карцеру, плети и власянице?!
Настоятельница! Идет по галерее, направляясь сюда. И вмиг зачахли появившиеся было зеленые ростки, будто ядом плеснули на них, и опустились смиренно долу юные головки, а нежные пальчики вновь принялись выдирать из земли надоевшие сорняки.
– Какого черта, матушка! – недовольно поглядел Можер на подходившую к нему родственницу. – Ей-богу, вы так эффектно смотрелись на своем престоле, что мне пришла в голову мысль позвать живописца. За ним я и отправился. Верите ли, я даже название придумал для будущего полотна: «Вознесение святой Анны». Но коли уж богу угодно было низринуть вас с высоты, то все духовенство нынче же запоет заупокойную по не родившемуся шедевру. Подумать только, какая утрата для религии и всего христианского мира! Великолепная вышла бы икона, не правда ли, крошка? – обратился он к сестре Инессе.
Та, с опаской поглядывая на аббатису, изобразила подобие улыбки. Можер расхохотался, и они отправились дальше.