…Боги! О, если в вас есть состраданье… Из меня вырвите злую чуму!
…Падре Пио, дорогой мой отец!
Я пишу Вам, чтобы занять свои руки чем-нибудь еще и не дать им задушить меня.
Она больна, моя жена, моя судьба, моя маленькая венецианская рыбка, мое сердце, мой…
Когда я говорю «больна», я имею в виду, что сейчас она лежит в постели, с которой, боюсь, уже не сможет подняться никогда. Все началось с общей слабости, за которой последовала сильная головная боль. Она стала сама на себя не похожа… Но, как оказалось, это были лишь первые симптомы ее болезни. Она заразилась чумой, которая, как говорят, попала в Венецию из Дамаска. Она принимает такие формы, что у меня не хватает духу описать их Вам. Чума уже унесла жизнь нашей служанки.
Лицо у моей супруги безупречное, как у Мадонны и, когда она спит, выглядит так же невинно, как и маленький Bambino Gesu[173] в колыбельке. Но стоит мне поднять простыню, и я вижу, что ее лебединые руки и бедра покрыты бубонами[174]. Они выделяются на ее гладкой коже, словно маленькие красные рыльца, влажные и горячие. От ее тела, которое всегда пахло яйцами, кремом и ванилью, исходит зловоние, как если бы она уже гнила под землей. Когда я беру ее за руку, мне кажется, что ножка стеклянного бокала выглядит крепче, чем ее запястье. Она стонет. Я должен идти к ней.
Я вдруг понимаю, что начал оплакивать ее еще до того, как она умерла. При мысли об этом меня охватывает чувство вины. Я предал ее забвению, тогда как она еще жива. Я поступил, как последний эгоист, чтобы покончить с невыносимым напряжением, в котором живу, ожидая, когда она умрет. Я как будто задушил ее подушкой раньше срока! А ведь я так люблю ее…
Теперь я понимаю, что ошибся. Этот ужасный запах доказывает, что она еще не покинула наш бренный мир. Да и чума пирует не на трупах, а на живых людях. Быть может, это и не чума вовсе, а какое-нибудь другое, не столь серьезное заболевание. И, пока она еще дышит, я не одинок на этой земле. Я даже не буду думать о том, что она может уйти от меня в лучший мир. Мне невыносима мысль о том, что она может умереть, а я останусь жить дальше. Даже для того, чтобы защитить нашего сына, который громко плачет у замочной скважины, пока я пишу эти строки. Я люблю его, но жить без нее не хочу и не буду. (Наш сын любит ее инстинктивно и скребется в дверь, требуя, чтобы его впустили к ней, совсем как теленок, который мычанием зовет к себе мать. Я имею в виду, что он любит ее, не задумываясь, без души. Я же люблю ее всем сердцем.)